Единственный и неповторимый

Повесть Киплинга имела потрясающий успех. Малик и Антошка сначала слушали стоя, а потом уселись на пол возле стены. Слушали, раскрыв рты. Ладно дети, но взрослые от них не сильно отличались. Юджин подливал мне вина и нетерпеливо понукал, когда я останавливался промочить горло. Когда я закончил, все некоторое время сидели молча, пораженные историей. Первым очнулся Тофар.

– Никогда не слышал ничего подобного, – откашлявшись, сказал он. – Эта история произошла на вашей родине?

– Написана она была не моим соотечественником, но и у меня на родине эта история была популярна. Ты мне лягушонка в карман засунул, вот поэтому я и вспомнил о Маугли, – сказал я Малику.

Тот даже не сразу понял, что к нему обращаются. В глазах мальчишки все еще мелькали образы джунглей, он продолжал слышать грозный рев Шерхана и вой волчьей стаи. Антошке пришлось ткнуть Малика под ребра, а когда тот непонимающе вскинул голову, торопливо пересказать мои слова на ухо.

– Господин барон, я недостоин носить такое имя! Маугли, он ведь такой… Такой сильный и смелый! А я всего лишь мелкий воришка.

Я встал, подошел к парню, взял торопливо поднявшегося Малика за подбородок. Посмотрел мальчишке в глаза, стремясь заглянуть в душу.

– Не стоит тебе менять свое имя. Имя, которое дали тебе твои родители. А что касается прозвища, так его еще заслужить надо. Твоего отца ведь не зря Шпорой называли?

– Конником он был отменным! В седле как влитой сидел, в лошадях толк знал. Меня учил, но мало. Дома-то он почти не бывал, работать надо было.

– Вот и будь достойным своего отца! Не обязательно воином становиться, главное, будь хорошим человеком и честно шагай по своей дороге! Живи так, чтобы предкам твоим не было за тебя стыдно. Ты молод, перед тобой множество дорог, выбирай с умом, а выбрав, не сворачивай! Все, давай беги отдыхать, время позднее уже. Завтра будет тяжелый день.

Мальчишки убежали, время было действительно позднее. Все-таки «Маугли» это не «Курочка Ряба», за минуту не расскажешь.

– Тимэй, ты можешь хорошие деньги зарабатывать на историях твоей родины, – задумчиво произнес Зоренг. – Может, запишешь несколько, а я подскажу, к кому в столице обратиться. Такие вещи могут и на театре поставить!

– Нет, магистр, я слишком уважаю писателей, чтобы выдавать их творения за свои. Я на такое не пойду. Максимум, на что я согласен, это рассказывать истории в узком кругу, вечером возле камина, за чашечкой хорошего чая. Так будет правильно.

Я заметил, как блеснули глаза Тофара. Маг сделал еще одну пометку в доклад о моей личности. Но я действительно так думал. Написать книгу, которую и через сто лет будут помнить, тут немало труда, а самое главное, таланта надо. И пользоваться этим трудом для своей выгоды я не хочу. А вот насчет авторских прав на технику, тут никаких колебаний! Смогу что-нибудь сотворить – обязательно постараюсь на этом денежки срубить. Вот такая я неординарная и загадочная личность!

Начался мой персональный ад. Гордион сдержал слово, поднял меня с рассветом и стоял над душой, пока я одевался, не давая сделать ни одного лишнего движения. Завтракать тоже не позволил, вместо этого погнал меня на тренировочную площадку. Сейчас из меня мастера клинка делать будут! Во всех книгах этот процесс описан весьма подробно, несколько занятий – и я непобедим! Ага, размечтался. На площадку-то мы пришли, но до настоящих занятий было далеко. Взамен хитрых и очень секретных приемов Гор заставил меня выхватывать меч и вкладывать обратно. Вжик – и клинок готов к бою, ши-их – и он опять в ножнах. И так тысячу раз. По тысяче на каждую руку. Напрасно я вопил, что являюсь стопроцентным правшой, дьявольский капитан был неумолим.

– Подумай сам, Тимэй, может случиться так, что правой рукой ты не сможешь работать. Например, ранение. И что тогда? Скажешь противнику: «Не могли бы вы перестать меня рубить, у меня ручка болит»? Быстро обнаженный меч это залог успеха в битве! Смотри, как надо!

Гордион встал напротив меня, еле уловимое движение, и остро отточенный кончик его меча упирается в мой кадык. Я даже шелохнуться не успел! Только гулко сглотнул, глядя на острое лезвие. А капитан ухмыльнулся и таким же неуловимым движением вернул клинок в ножны. Завязал мне глаза плотной повязкой и приказал продолжать упражнение вслепую. Сотня повторений правой, потом ножны перевешиваются на другую сторону, и сотня левой. Мои руки потеряли всякую чувствительность, с ладоней капала кровь от многочисленных неглубоких порезов – не всегда получалось точно вложить клинок. Наконец капитан посчитал упражнение выполненным и погнал меня к Юджину, залечивать ранки.