Единственный (Изумрудный шелк твоих глаз) (СИ)

— Вирран, прошу! Остановись! В крепости почти нет воинов! Там женщины и дети… те, кого они сумели спасти! Они ни в чем не виноваты. Старейшин ты уже вырезал… я видел тела… Устрой переговоры… предложи брату почетную сдачу!

— Ты меня не слышишь? Твой брат УЖЕ отказал, заявив, что лучше сдохнет, чем пойдет на какое-либо соглашение. Твердолобый упрямец! Один из тех, кто придерживается законов кровной мести. Да только за это он должен умереть!

Тебе не хватает слов, чтобы переспорить любимого. Вирран не уступит. Он король и заботится о своем королевстве. Иногда проще отсечь гнилую ветвь, чем потом лечить все дерево от гнили. Умом ты понимаешь мужа. Он поступает правильно. Но и ты прав. И что же делать, когда две правды сталкиваются друг с другом?

Но нельзя убивать детей…

— Вирр, я понимаю, ты принес в наши горы мир и процветание. Вот уже почти десять лет королевство живет мирно. Умоляю! Не трогай их! Ты уже убил всех воинов. Что могут женщины и дети?!

— Женщины тоже умеют держать оружие в руках. А дети вырастут и пойдут мстить за погибших отцов. Нужно уже сейчас выкорчевывать гнилые всходы. Да и для других кланов это станет уроком. И не говори мне, что ты этого не понимаешь! ОНИ УЖЕ НЕ ТВОИ РОДИЧИ! Они мятежники! Уезжай. Не хочу, чтобы ты видел, как на рассвете я вырежу всех подчистую.

— НЕТ! Ты не посмеешь! Я… я уйду в крепость! Там мои родичи… ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ!

— ЭТО ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ! — Руки взбешенного Виррана до боли сжимают тебя в объятиях. — Не посмеешь бросить меня! И не смей швырять на весы богов жизнь никчемного клана против спокойствия целого королевства! Если я не потушу здесь и сейчас маленький костер, то вскоре по стране промчится настоящий пожар! Я люблю тебя, Тау! Люблю больше жизни! Но я клялся хранить и защищать ту страну, что создал. И за то, что ты этого не понимаешь, завтра я заставлю тебя смотреть на то, как будут умирать люди в крепости! Все… до последнего младенца!

Его глаза вдруг остекленели… и, захлебнувшись кровью, Вирран тяжело навалился на тебя.

— Тау… — как последний вздох с побелевших губ.

Отступив в сторону, ты осторожно опустил обмякшего мужа на потертый ковер. И обессилено сел рядом, боясь коснуться маленькой рукоятки дорожного ножа — единственного оружия, позволенного Младшим. Оказывается, твои руки еще не забыли, как нужно убивать…

Чувств не было… лишь противная горечь внутри.

Наверное, это усталость…

Нет, любовь к Виррану никуда не делась… но она отступила под грузом чудовищного напряжения, что копилось в твоей душе двадцать лет с лишком. Двадцать лет в одиночку против всего мира. Двадцать лет, отстаивая свое право любить. И лишь два существа были тебе поддержкой.

И одного из них ты сейчас убил…

…Сколько ты так просидел на ковре подле словно бы уснувшего мужа, не понятно.

За стенками шатра все еще шумел лагерь, готовясь к завтрашнему штурму. А Вирр все так же смотрел вверх широко открытыми глазами.

Дрогнув, твои пальцы нежно легли на его прохладные веки… и опуская их. Навсегда закрывая карие глаза, которые ты так любил целовать в порыве страсти. В душе даже пепла не осталось. Но нужно еще отдать последний долг.

…Свернутый в трубочку пергамент лег в ладонь часового.

— Это передать моему сыну, — твой голос тих и спокоен. — Моего супруга не будить. А я прогуляюсь.

— Господин!.. — офицер срывается в протестующий фальцет. Что-то еще скажет своей охране король, когда узнает, что его возлюбленный бродит по темному лагерю в одиночку!

— Я не далеко, — твои губы ломаются в привычной улыбке. — Скоро вернусь.

Пора уходить…

Витарр вот-вот прочитает письмо и бросится к отцу. Ну, и правильно! Мальчик сумеет остановить панику. А твой путь лежит в крепость… пора платить по счетам.

Завтра, когда разъяренные гибелью предводителя войска пойдут на штурм, ты разделишь судьбу последних Котов. И это станет справедливым возмездием за убийство любимого…

…Габраэл подскочил посреди ночи, с тревогой вглядываясь в лицо Арэля. Но юноша спокойно лежал рядом с ним, заботливо укутанный одеялом.

Показался или нет этот дикий крик?

Нет… наверное, нет. Иначе бы уже сбежались слуги.

Осторожно отведя с лица спящего прядь волос и гордо полюбовавшись на шикарные свежие засосы на шее Дарующего, король вновь лег рядом с ним. И, обняв любимого, умиротворенно засопел, незаметно проваливаясь в сновидения…

Как тяжело дышать…

Воздух сухой, колючий и очень холодный, несмотря на ощутимо припекающее солнце. Все-таки ты отвык от высокогорья. Отвык от физических упражнений за годы жизни Младшим. А ведь когда-то взлетал на эту башню легче скальной лани, даже не замечая бесконечной ленты крутых ступенек.

Воистину бесконечных…

Спираль светлого камня все никак не кончается. Хотя ты уже давно изучил ее, не раз и не два преодолевая подъем на вершину башни, что парит над миром… выше гор… выше неба… выше жизни и смерти.