Единственный, кому ты веришь

В условленный день Крис уже ждал меня, подпирая фонарный столб у выхода из метро, когда я приехала. Опоздала, потому что чуть было не передумала – интуиция подсказывала мне, что ничего путного из этого не получится, за время нашего телефонного разговора прекрасный принц пару раз оборачивался злобным жабенком, да и мало ли виртуальных сказок заканчивается обломом. Однако стоило мне его увидеть, вернулось головокружительное ощущение, охватившее меня впервые на вокзале. Крис был такой красивый, вроде бы беспечный, но весь на нервах. Желание, вызревавшее и набиравшее силу в Клер Антунеш во время их любовной переписки, не могло так быстро увянуть во мне. Желание прикасаться к нему, дышать им, чувствовать себя любимой этим мужчиной обрело самостоятельность, раскинуло ветви, как растение, и моего легкого разочарования было недостаточно, чтобы выворотить его с корнем. И потом, я же писательница, человеческая натура – мое производственное сырье, и тут уж я себя ни в чем не ограничиваю, ты прекрасно знаешь, Луи: мое любопытство беспредельно. С буйными страстями я управляюсь железной рукой. Мне под силу размешать в вулкане кипящую магму. А в отношениях с Крисом – какая магма? – подумала я. Так, едва затеплившиеся угольки. Надо было повнимательнее прислушаться к знакомому чувству тревоги, которое всегда сопровождает у меня начало любви, словно предупреждая о неминуемой угрозе. В такие минуты мне кажется, будто в груди что-то зацементировалось, и от этого больно, и невозможно дышать; возникает ощущение, что из меня вырвали какой-то жизненно важный орган, которого и не было никогда. Поначалу желание проявляется как предчувствие боли, как преждевременный траур, словно все тело кричит мне о грядущем крушении, и даже если потом все обойдется, сейчас-то, сейчас уже все пропало, неудачей пахнет воздух, которым я дышу, об этом написано на стенах домов, весь город принял форму иссохшей, мумифицированной любви. Но, получив этот тайный сигнал тревоги, я не бросаюсь прочь со всех ног, наоборот – веду себя, по крайней мере на публике, чертовски непринужденно, избыток светскости выполняет у меня роль адреналина в ситуации смертельного риска, я притворяюсь ужасно общительной, не позволяю себе умолкнуть ни на секунду, давлю в глотке звериный вой, выгляжу так, будто неуязвима для ударов, – зверь воет беззвучно, моя улыбка нарисована на маске, я запираю все двери, бетонирую окна, сливаюсь с пейзажем, натягиваю камуфляж, недаром же Хамелеон.