Единственный крест

— Знаешь, я тоже. Пойдем, меня здесь знают — «и прочих там шведов» сюда вожу.

Их пропустили. На большом дворе, как раз возле лип, играли дети. Сидорин и Лиза поздоровались с воспитательницей, коротко объяснив цель своего прихода.

— Конечно, смотрите. Вы нам не мешаете. Но дети, видимо, по своему поняли причину прихода незнакомых мужчины и женщины к ним в детский дом. К Лизе подбежал мальчик лет восьми и дернул ее за руку:

— Тетя, возьмите меня, пожалуйста, к себе. Я хороший.

За ним подбежал девочка:

— Нет, меня возьмите. Я уже буквы знаю.

Лиза растерялась. Она стояла уже в кольце детишек — по всей видимости, малыши практично решили, что в этой паре решение принимает женщина.

— Деточки… маленькие… вы понимаете…, — только и смогла произнести Толстикова.

— Вы что к людям пристали? — с напускной строгостью вступилась за гостей воспитательница. — А ну отошли! Если наигрались — собираемся и уходим.

«Кольца» больше не было.

— Вы уж простите их, — чувствовалось, что воспитательница была общительным человеком, — ведь это же ненормально, когда нет родителей. Поди, объясни им, почему за забором их сверстников за руку мамы и папы ведут, а у них — только казенная кровать и тумбочка.

— А что, кого-то берут? — спросила Лиза, все еще не пришедшая в себя от потрясения.

— Очень редко. Одно время иностранцы приезжали, но сейчас их что-то не видно.

— Скажите, пожалуйста, а они все, — Лиза показала на ребятишек, — сироты?

— Нет, не все. У многих есть родители, но лучше бы их не было.

— Пьют?

— Пьют. Тот мальчик, который к вам первый подбежал, Костик… Видите, и сейчас далеко не отходит, шельмец… Его мать цыганам продала. За пятьсот рублей.

— Не может быть! — И без того большие, глаза Лизы стали еще больше. — Она же… мать!

— Да какая она мать? Видели бы вы ее. Существо. Звери, и те за своих детенышей жизни кладут… — воспитательница махнула рукой, мол, что о такой говорить.

И только сейчас Толстикова заметила, что Сидорин, отвернувшись, смотрит на липы. Она не поверила своим глазам: спокойно стоит — и смотрит.

— Лиза, видишь девочку? Там, под крайней липой, на скамеечке сидит.

Толстикова посмотрела в ту сторону, куда показывал Асинкрит. На скамейке, чуть в стороне от других детей, действительно сидела девочка. Очень красивая девочка. Роскошные черные волосы ее были заплетены в две косички. Малышка тихо и сосредоточенно играла с куклой.

— Я заметил, — пояснил Сидорин, — она одна… не подошла.

Подбежал вездесущий Костик.

— Ее не берите, она больная.

— Опять ты?! — воспитательница с самым суровым видом схватила прут, — ох, надеру тебя, будешь знать, как не в свое дело нос совать. Буратино! — И, уже тихо — Сидорину и Лизе:

— Чудесная девочка. — Замолчав на мгновение, добавила:

— И с наследственностью все в порядке.

Асинкрит вдруг спросил воспитательницу:

— Простите, как вас зовут?

— Зинаида Васильевна.

— Очень приятно. Зинаида Васильевна, мы действительно зашли сюда, чтобы осмотреть старую усадьбу. И если мешаем вам или детям — уйдем.

— Нет, что вы, нисколько не мешаете. Да и дети привыкли, к нам ведь делегации разные приезжают. Не часто, но приезжают. У нас хороший детдом, ребятишек не обижают.

— Очень хорошо. А девочка… действительно больна?

— К сожалению. Порок сердца. Два раза в год ее в больницу кладут, вроде потом ничего себя чувствует. Врачи говорят, надо клапан искусственный ставить. Только ведь сами понимаете, сейчас и при живых родителях это не всем по карману, а здесь сирота. Для Лизы одно спасение — если иностранцы удочерят.

Асинкрит заметил, как при упоминании имени девочки его спутница вздрогнула.

— Ее зовут Лиза? — переспросила Толстикова.

— Да, Лиза. А фамилия простая — Иванова. Может, вы с ней поговорить хотите? Сейчас я ее позову.

— А можно мы сами… подойдем? — попросил Сидорин.

— Подойдите. Только нам через десять минут на обед идти.

— Спасибо. Мы успеем.

— Асинкрит, — неожиданно заволновалась Лиза, — а, может, не стоит? Что мы у нее спросим?

— Просто познакомимся. И вообще, что ты волнуешься? Знаешь, кто лучший в мире разговоритель… разговариватель детей?

Толстикова засмеялась.

— Мне почему-то казалось, что твоя фамилия Сидорин, а не Карлсон.

Они приблизились к скамейке. Девочка бросила на подошедших быстрый взгляд, но ничего не сказала, продолжая заниматься своей куклой.

— Привет, — сказал Сидорин.

— Здравствуйте, — еле слышно ответила девочка, не поднимая глаз.

— Привет, — внесла свою лепту Толстикова.

Наступило молчание.

— Вот и познакомились, — констатировал Асинкрит, но больше его радости никто не разделил.

Глава двадцать первая.
Спорят ли о вкусах?

Но Сидорин не думал сдаваться. Следующий его вопрос был очень оригинальным:

— Как тебя зовут?

Девочка удивленно посмотрела на незнакомого дядю.

— А разве вам Зинаида Васильевна не сказала?