Единственный крест

— И я не сомневаюсь. Но сейчас до меня дошло другое. Валерия Иванова, мама Лизы, хватает дочь и бежит в другую комнату, чтобы спрятать ее в коробку из-под телевизора. Девочка сказала мне: мама попросила ее сидеть молча, чтобы ни случилось.

— Что в этом странного?

— А то: рост Тимофеева метр шестьдесят семь, вес — шестьдесят два килограмма. Иванов выше на голову. В деле написано, что Тимофеев нанес Виктору шесть ударов ножом, смертельным оказался один. Пусть даже и после удара, но Иванов мог, нет, обязан был не уступить такому противнику. И вот жена, вместо того, чтобы в такой момент помочь мужу — не знаю, сковородкой ли, криком — тратит драгоценное время, пряча дочь, не говоря уже о том, что оставляет мужа одного

— Ты хочешь сказать…

— Хочу. Тимофеев не убивал. Не мог убить. Все сделал другой. Или другие…

— Алкаш стал ширмой…

— Правильно. Валерия все поняла, и сделала в тот момент то, что должна была сделать настоящая мать: спасла своего ребенка.

Вадим Петрович вдруг замахал руками:

— Стоп! Стоп! Вот здесь, мистер Шерлок Холмс, у тебя слабое звено. До этого все было гладко. Заказное убийство в обертке бытовухи — гениально. Официальный убийца — в психушке…

— Если даже расскажет правду…

— Ему не поверят.

— Или сделают так, чтобы он забыл.

— Старик, не становись обывателем. Думаю, ты все эти ужасы психлечебниц преувеличиваешь.

— Допускаю. В чем, скажи, слабое звено?

— В девочке. В Лизе. Мы еще не знаем почему убили Виктора Иванова. Не пощадили эти звери и его жену, ставшую свидетельницей. Остается девочка. Что, в трехкомнатной квартире нельзя найти семилетнего ребенка? Ударь ногой по коробке из-под телевизора, и поймешь — она не пустая, в ней что-то или кто-то есть. А убийца или убийцы уходят, оставив свидетеля — это во-первых, и не найдя девочки — во-вторых. Или, наоборот: не найдя девочки, и оставив свидетеля. Итак, что ты на все это скажешь?

— Да нет здесь никакого слабого звена. Пока ты говорил, я представил, как все происходило. Так отчетливо представил, будто побывал там. Слушай. Вечер, вся семья Ивановых в сборе. Девочка у себя в комнате, родители готовят на кухне ужин. Звонок в дверь. Виктор открывает — на пороге Тимофеев, который пытается войти в прихожую. Настоящий убийца с тимофеевским ножом притаился слева или справа — не суть важно. Будь у киллера пистолет, как обычно, все было бы проще, но, мы помним, причиной убийства для следствия, да и для окружающих должна стать бытовая ссора. Однако Иванов не склонен к задушевным разговорам. Он спрашивает Тимофеева, что тому надо, догадываясь, впрочем, о причинах визита соседа. Таким образом, план убийц с самого начала не заладился: прошмыгнуть за спиной Тимофеева киллеру не удалось. Сосед стал проталкиваться в квартиру Ивановых, на шум вышла Валерия. Убийца, он ведь тоже вроде бы человек — нервы не железные, появляется на авансцене. Виктор все понимает и пытается задержать негодяев. Наверное, кричит. Не наверное, а точно кричит. Валерия в это время лихорадочно ищет место, куда спрятать Лизу, одновременно прося дочку не волноваться и сидеть тихо, во что бы то ни стало. После нескольких ударов ножа Виктор падает…

Сидорин замолчал.

— Почему ты остановился? — спросил Вадим Петрович.

— Что? Остановился? Представил состояние Валерии, когда убийца с окровавленным ножом ворвался в комнату… Ладно, продолжим. Как минимум — минута прошла. Дом панельный, соседи с работы уже вернулись. В добавок ко всему у Ивановых четвертый этаж — с него с последний момент не пригнешь. Киллер оглянулся по сторонам, вбежал в спальню — и никого не увидел. Тимофееву уже можно было не спешить, а настоящему убийце срочно требовалось убираться вон. Сверху и снизу уже кричали: что случилось?

— Он…

— Правильно, Вадим: укрылся в квартире напротив, у Тимофеева. Буквально через минуту соседи увидели лежащего в крови Виктора. Шум, гам. Кто-то вызывает милицию, кто-то хватает алкоголика. Пока милиции нет, образуется толпа, в которой легко растворяется человек, уже снявший маску. Растворяется и уходит. Потом заказчики узнают, что девочка в тот момент была в доме. Но что она видела? Ничего. Что слышала? Как дядя Леша кричал на папу, так это только лишний раз подтверждает вину Тимофеева. Я ответил на твой вопрос?

— Ответил.

— Тогда ответь на мой: ты поможешь мне?

Вадим Петрович внимательно посмотрел на друга.

— Асинкрит, ты уверен, что в это дело стоит влезать?

— Нет, не уверен.

— Но все-таки делаешь это. Зачем?

— Обязательно надо объяснять?

— Обязательно. Если я, — Глазунов говорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово, — если я пойду за тобой, то я должен знать, ради чего подставлю, а это вероятнее всего, и свою шею. Не смотри так на меня, Асинкрит, я не трус, ты знаешь. Но за моей спиной — Галя, дочь, может быть, Оленька и еще один человечек, пока еще не родившийся. За твоей же… прости, ты сам понимаешь. Мне жаль Ивановых, жаль Лизу, но сейчас такое происходит повсеместно. Осталась девочка жива — и слава Богу…