Йорн не помнил, сколько дней и ночей он провисел с тех пор, как Моро пригвоздил его к старому дубу. Время для него исчислялось лишь энергией, которую он медленно, но неуклонно терял. Он отсчитывал каплю за каплей, которые покидали его тело. Даже ненавидеть у него не было уже сил. Еще день–два, и все будет кончено. Единственная мысль, которая пришла ему в голову в то время, когда солнце с неумолимой жестокостью плавило и без того уже едва различимое тело сата, — это мысль о том, что если ему удастся каким–то образом выбраться из этого безвыходного положения, он будет знать, что ему делать дальше. Ему уже было плевать на всех: людей, крэторнов, арлемов, Вэлэвина. Ему нужен был только Глум. Если он спасется, тот займет его место, и Йорн будет рядом с ним, пока не убедится, что Глуму спасения ждать не откуда. Точно так же, как сейчас его не откуда было ждать самому Йорну. Но ненависть к своему врагу заставляла его цепляться изо всех оставшихся сил за этот мир. Может быть, поэтому ему и удалось дотянуть до того момента, когда спасение наконец–то пришло.
Угрюмый пожилой человек маленького роста с опухшим от вечного злобного выражения лицом разглядывал странный дротик нежно–голубого цвета, торчащий в дереве. Человек долго решал, пригодится ли эта вещь ему и для чего. Наконец он взялся за дротик двумя руками и с трудом вытянул его из дерева. Раздался мягкий звук упавшего в траву тела. Человек посмотрел вниз и едва разглядел Йорна, уже потерявшего способность что–либо воспринимать. Человек снова долго размышлял, стоит ли ему подбирать это странное полудохлое существо. Он еще не успел принять никакого решения, когда на мгновение пришедший в себя сат, заметил его и из последних сил прошептал: «Я дам тебе все, чего ты хочешь». Обычно эти слова действовали безотказно. Но человек не спешил его подымать. Теперь он задумался над тем, хочет ли он чего–то. Для исполнения всех доступных его пониманию желаний этот полутруп был не нужен. Человек было уж совсем собрался уходить, когда вспомнил о своем соседе. Вспомнив все, нанесенные им за последнее время обиды, человек склонился над беспомощным сатом и спокойным ровным голосом спросил.
— Все, чего я захочу?
— Все, — с надеждой глядя на него, ответил сат.
Сейчас для него главным было, как можно дольше удерживать человека возле себя, чтобы понемногу впитывать его энергию. Тем более, что этот человек излучал именно то, что больше всего подходило сату, хотя тот сейчас был согласен питаться даже пищей эльфов, лишь бы хоть немного набраться сил. А тут ему повезло вдвойне. Этот человек был создан как будто специально для него.
— И убить сможешь, если я попрошу?
Йорн смог уже изобразить даже нечто, смахивающее на оскал.
— Это мое ремесло. Назови только имя и считай, что у тебя уже нет врага.
Человек молча взял сата на плечо, придерживая одной рукой, а в другой неся дротик, и направился в сторону своего дома. Если бы он мог видеть лицо Йорна, то, скорее всего, тут же бросил бы его и бежал, куда глаза глядят. Если бы все это видел гном человека, отправившийся захватывать для Глума Хабол, он бы завыл от безысходности и забыл не только о Хаболе, но и обо всем на свете. Но, когда человек донес Йорна до своего дома, все эти «если» уже не имели никакого значения.
Старик с важным видом зашел в дом и сел за стол. Посмотрев на бутылку пива, стоявшую перед ним, он что–то довольно долго для себя решал. Наконец он откупорил бутылку и налил в грязный бокал без ручки ровно половину содержимого стеклянной посуды. Потом закупорил оставшееся и начал пить, при этом громко чавкая губами. Бросив взгляд на разлегшегося на его диване и наблюдавшего за происходящим сата, старик снова о чем–то задумался.
— Есть все–таки бог на свете, — вдруг сказал человек и громко срыгнул.
Йорн продолжал молча наблюдать за ним. Лишь его серо–зеленое лицо едва заметно искривилось. Старик не спешил развивать свою мысль.
— Соседа моего убили. На куски порезали и развесили на дереве, как новогодние игрушки, — обыденно пояснил он, хотя уже давно забыл, что собой представляет и Новый год, и новогодние игрушки. Просто повторил услышанные от кого–то слова.
Потом он снова пристально посмотрел на своего постояльца. Не дождавшись и на этот раз никакой реакции, отпил из бокала.
— До чего же мерзкий тип был. Так и норовил кому–то нагадить. — Немного подумав, добавил. — Особенно мне. Кляузничал на меня где ни попадя. А сам–то только и высматривал, где бы что–то стырить. Видать попался. А все почему? Человеческого ничего в людях не осталось. От того, что порядку теперь никакого. Каждый что хочет, то и творит. Книжек начитаются и парят в облаках. Чувства высокие им подавай. А что толку с чувств этих, кроме неприятностей? Я вот всю жизнь сам прожил, и ничего, доволен.
Человек умолк, разглядывая пустой бокал. Потом долго не мог решиться, прежде чем вылить в него оставшееся пиво.
— Сам. Но зато ни в чем себе не отказывал, — продолжил он, сделав маленький глоток. — Поэтому и людишек этих всех презираю.