Единственный вдох

Джексон обманывал ее постоянно. Ева держит фото за край и, сама того не осознавая, надрывает его. Через мгновение снимок уже разорван пополам, и это так приятно, что она не останавливается и рвет его на мелкие части, а затем отбрасывает кусочки в сторону. Тут же хватает следующую фотографию – ту, где Джексон мешает коктейль, – и, стиснув в гневе зубы, тоже рвет в клочья. Наплевать, что снимки взяты у Сола – от них ничего не должно остаться.

Только уничтожив все фотографии, Ева успокаивается, переводит дыхание. Обрывки будто ураганом разметало по полу.

Рядом лежит клочок снимка, на котором Джексон улыбается. Ева поднимает его и внимательно рассматривает.

Эти прекрасные губы она целовала. Этими губами он касался ее шеи, возбуждал. С этих губ срывались слова любви.

Ведь это все было?

Волна гнева отступает, а вместе с ней и ощущение предательства. Что должно произойти, чтобы заставить человека украсть чужую жизнь?

– Почему? Почему ты не доверился мне?

Вдруг вспоминается, как одним дождливым вечером в Лондоне Джексон вернулся с пробежки. Бросил на пол в ванной мокрые вещи, включил душ. Ева заглянула к нему и, увидев Джексона среди клубов пара, замерла. Он стоял, согнувшись и закрыв лицо руками, – и всхлипывал.

Хотелось скорее отдернуть шторку и обнять его, но это было бы неправильно. Джексону требовалось побыть одному, и Ева решила его не беспокоить, осторожно вышла из ванной и пошла готовить ужин.

Выйдя из душа, окутанный ароматом мыла и дезодоранта, он улыбнулся, крепко поцеловал Еву в губы и сказал, что отлично побегал.

Может, нам просто следовало поговорить?

Что за жена не обращает внимания на такое?.. Той ночью они нежно занимались любовью, но Ева все равно не поинтересовалась, почему Джексон плакал, а он не доверился ей, и теперь сердце разрывается на куски.

Ева закрывает глаза, чтобы не видеть обрывки фотографий мужа.

Когда Сол приходит, Ева спит на полу. Ни слова не говоря о порванных снимках и беспорядке в хижине, он просит ее кое в чем помочь.

– Меня ждут на испытательной площадке на восточном побережье, надо заняться маркировкой кальмаров, а мой напарник только что сказал, что не сможет. Один я не справлюсь, и тогда моему проекту конец. Подменишь его?

Ева отказывается – неужели больше никто из университета не в состоянии помочь?.. Сол настойчиво уверяет, будто все заняты. Надо вытащить ее отсюда, чем-то занять.

Наконец она соглашается, и они уплывают с Уотлбуна на ближайшем пароме, а потом под моросящим дождиком едут к восточному побережью, где садятся в лодку. Сильный ветер носит над морем голоса, мысли, вздохи. Ева держится за борт, волосы развеваются.

На испытательной площадке Сол бросает якорь, и они приступают к маркировке. За два часа обрабатывают тридцать кальмаров. Закончив, Ева подает планшет с бумагами.

– Готово.

Сол сбрасывает два больших ведра маркированных южных кальмаров обратно в море – секунду вода будто кишит ими. На прошлой неделе он поместил на дно акустический приемник, который теперь будет считывать информацию с микрочипов в кальмарах в радиусе двухсот метров.

Сол набирает в ведра воды и выплескивает на палубу, чтобы смыть чернила от кальмаров.

– Спасибо, что помогла, – благодарит он Еву.

– Спасибо, что вытащил.

Впервые за день у Евы на лице улыбка, и солнце сверкает в ее глазах. В груди у Сола что-то сжимается.

– Успеем понырять? – спрашивает Ева.

– Конечно, – с довольной улыбкой отвечает Сол. – На обратном пути будет отличное местечко за зарослями ламинарии.

Он заводит лодку в скалистую бухточку, заросшую водорослями, сбрасывает якорь и спускает трап. Затем, пока Ева надевает гидрокостюм, достает из-под скамеек маски и ласты.

Ева прогибается, натягивая рукава костюма. У нее красивая загорелая спина – трудно отвести взгляд.

Сол не ожидал, что они постепенно станут друзьями. Теперь нельзя не сказать ей правду. Скрывать было проще, когда он еще не знал ее и думал, что Ева здесь надолго не задержится.

– Ева, нам надо поговорить.

Она оглядывается: лицо слегка загорело, однако под глазами залегли темные круги.

– О чем?

Сглатывая ком в горле, Сол отвечает:

– О Джексоне.

Ева замирает.

– Можно не сейчас?

– В смысле?

– Я не хочу сейчас о нем разговаривать. Мне надо побыть в воде – ни о чем не думая.

Удивительно, раньше она только о Джексоне и говорила, упоминала в любой беседе, лишь бы произнести его имя, а сейчас эта дверца в душу Евы будто закрылась.

– Извини, ужасно устала…

Можно было бы заставить ее выслушать, настоять на своем. Так и следовало поступить, но Сол кивает:

– Я понимаю.

Ева спускается по лестнице, неуклюже шлепая ластами. В прошлый раз на этом трапе по ее ногам стекала кровь. Сейчас невыносимо думать ни о выкидыше, ни о Джексоне – слишком больно.

Под водой неприятные мысли рассеиваются. Глаза привыкают к голубоватому свету. Ева осторожно отталкивается от лодки, и ее подхватывает волной: ощущение приятное, вода поднимает и покачивает.

Сол тоже погружается и подплывает к ней.

– Все нормально?

Ева кивает.

– Вода прозрачная.