Единый поток жизни

По-русски приблизительно так: Мать стояла в день рыданий, У креста, полна страданий, Когда Сын висил на нем. И душа Ее больная, Вся трепета и стеная, Прободалась острием. Это величайшее произведение религиозной лирики Средних Веков (Якопоне да Тоди) вдохновлено образом Скорбной Матери, стоящей у креста. Ибо в этом - решаюшое, в Сыне Божием, отдавшем за нас жизнь Свою. Это и есть глубокая основа, глубочайший нерв всей веры. Ибо благочестие Средних Веков, несмотря на все пышно разросшиеся формы религиозной жизни (а иногда и пышно разросшиеся суеверия) — прежде всего, как и повсюду в христианстве, христоцентрично.

4

Снисхождение безмерного милосердия Божия в Сыне Его- вот суть христианского благочестия всегда и повеюду, в Средние Века и теперь, на Востоке и на Западе. Образ страждущего Христа доминирует в религиозной жизни Средних Веков, в литургическом благочестии, в жизни святых и подвижников, как умиляющий душу предмет благоговейного и трепетного преклонения, как предмет преданной любви и религиозного томления, как вдохновляющий источник и религиозного искусства и служения людям - неимущим, немощным, несчастным, ибо, "так как вы сотворили это одному из братьев Моих меньших, то Мне сотворили" (Мф 25. 40).

Несравнимость ни с чем образа и имени Христа ясно выражена, напр., тем, что у Данте (в XXXII песне "Рая" ст. 83-87) имя Христа Cristo, рифмуется 3 раза только с самим собой и ни с чем другим рифмоваться не должно. Франциск Ассизский всей своей жизнью запечатлел эти слова ап. Павла: "Я решил ничего не знать, кроме Иисуса Христа, и при том распятого". Средневековое изобразительное искусство, можно сказать, родилось из созерцания смиренной земной жизни Господа Иисуса и особенно Его страдания.

Евхаристический культ Средних Веков, гимн Фомы Аквинского Adoro te devote, latens Deitas, рассказы из жизни Франциска Ассизского и многие благочестивые рассказы о том, как Христос открылся сострадательному сердцу, сжалившемуся над нищим и убогим и даже прокаженным, - именно в лице этого нищего, убогого и прокаженного,[61] - все это вытекает из того же корня. И сама Матерь Божия - лишь Матерь пречистая и благая бесконечно благого Сына и Владыки. Конечно, в народном благочестии, особенно в повериях, и Матерь Божия и святые иногда как бы затемняют облик Преблагого Спасителя и Владыки. В простонародье (да и не только в простонародье) встречаем ряд поверий, переходящих в суеверия. Но какое время свободно от своих, присущих ему суеверий, возводящих второстепенное и производное в изначальное и основное? И в наше время существуют благородные сами по себе общественные лозунги, которые стремятся стать на первое место, заменить основное и решающее (и не только в марксистких атеистических странах). Если иногда в простонародном благочестии культ святых мог иногда облекаться в как бы полуязыческие формы в Средние Века, то в настоящее время культ Демократии и Прогресса сходен в известной степени с языческим римским культом Божественного Рима или Божественного Императора. Во все времена опасность подмены существует, но в Средние Века она была бесконечно меньше, чем теперь, ибо тогда это были ошибки эмоции, эмоциональные преувеличения, теперь же это вытекает из резкого сдвига самого миросозерцания.

5

Нет времени ни места дать пройти перед нами галлерее великих учителей и подвижников (тех, которые потом стали святыми Западной Церкви), которые жили и вдохновлялись общением со Христом, учили о Христе, свидетельствовали своей жизнью о Нем. Вот, напр., св. Екатерина Генуэзская, из знатного генуэзского рода и по рождению и по мужу (рожденная Фиески, по мужу Адорна) на Пороге Средних Веков и эпохи Возрождения. У нее происходит мучительная и длительная внутренняя борьба, как у Августина, пока она, наконец, решает посвятить свою жизнь и свое "я" Богу (не меняя при этом своего внешнего положения замужней женщины; живущей в миру). Решающим для нея является краткое видение Христа, несущего Крест Свой и источающего капли крови. Она посвящает Ему, а не себе, своему тщеславию и эгоцентризму, все свои силы, душевные и телесные. В порыве отдания себя она повторяла беспрестанно: О Любовъ, ни за что больше грехов! И жизнь ее озаряется изумительным светом, который озаряет и окружающих ее.[62]

Вот 18-летний доминиканский послушник 14-го века в монастыре в Констанце. Он прислушивается к голосу Божественной Премудрости, т. е. воплощенного Сына Божия, Который ему говорит: "Если хочешь познать Божество Мое, познай прежде всего страждущее человечество Мое".[63] Это познание страждущего человечества Его есть единственный путь, чтобы познать Божество Его: ибо в этом страждущем человечестве Сына Божия открылась вся безмерность Божественной Любви и Божественного Величества.