Эдмонд Гамильтон.Сборник ранних произведений

У этой стены лёд кончался. С северной стороны преграды ледяные поля простирались так далеко, насколько могли видеть наши глаза. Но с южной стороны льда не было. Там росли искривлённые и перекрученные холодом ледника маленькие деревья и бледно-зелёная трава и открывался вид на унылые холмистые долины, убегавшие к южному горизонту.

Мы парили над плоской вершиной могучего барьера и ошеломлённо его разглядывали. Вокруг не было никаких признаков жизни. Ни звуков, ни движения. Только белое пространство на севере, зелёное на юге, а между ними, разделяя и обозначая их границу, — титаническая стена.

Лэнтин взволновано заговорил:

— Ты понимаешь, в чём предназначение этой стены, Уилер? Её возвели здесь как плотину для сдерживания ледника. Как преграду для волн льда. Но каким образом? С трудом верится, что люди способны на такое!

Теперь я понимал, что Лэнтин прав и что стена была построена, чтобы перекрыть ледяному приливу доступ на юг. Это достижение поразило и восхитило меня. Что являют собой Великая Китайская стена и Марсианские каналы по сравнению с этим? Здесь, в далёком будущем, через пятнадцать тысяч лет после нашего времени, мы наблюдали очередной этап покорения природы человеком. Человек ровнял горы и поворачивал реки, а тут, под нами, он протянул руку и остановил наступление безжалостного ледника.

В течение целого часа мы, точно зачарованные, висели над колоссальным барьером, а затем вспомнили о своей миссии и продолжили стремительный полёт на юг.

Мы мчались дальше и не замечали внизу никаких признаков жизни — ничего, кроме унылых арктических равнин, тут и там покрытых какой-то скудной растительностью.

Лэнтин снова вскрикнул. Взглянув на юг, я различил вдалеке странные проблески света, походившие на дрожащий маревом воздух. Вновь снизившись на расстояние жалкой мили от земли, мы устремились в сторону мерцания.

Далеко впереди возникло ярко-зелёное пространство. По мере нашего к нему приближения, я стал различать на зелёном фоне белые пятнышки, обладавшие до странного правильной формой. Мы летели вперёд, и белые пятна превращались в здания, а зелёное пространство — в зеленеющие лужайки и сады, среди которых те здания стояли. Лэнтин вновь остановил машину, и мы озадаченно уставились вниз. С востока на запад пролегала чёткая граница — предел садов и зданий. К северу от этой линии простирались холодные, продуваемые ветром равнины и росла чахлая арктическая флора, тогда как к югу от всё той же невидимой черты (казалось, всего в нескольких футах от мрачной тундры) начинались пышные тропические сады, протянувшиеся на юг насколько хватало глаз. А ещё складывалось впечатление, что неуловимое мерцание тоже зарождается в этом месте; к югу от незримой границы оно присутствовало повсеместно. Если вам доводилось видеть, как в знойный полдень над железнодорожными путями или раскалённым песком дрожит горячий воздух, вы меня поймёте. Именно на это оно и походило — неуловимое, мимолётное колебание воздуха.

— Ничего не понимаю, — произнёс Лэнтин, указав на невидимую линию, отделявшую арктический мир от тропиков. — Подобные кущи, и всего в нескольких футах от холодной равнины.

— Это выше моего разумения, — сказал я другу. — И ещё кое-что, Лэнтин. В машине так же холодно, как и раньше. Даже с работающим обогревателем. Тем не менее страна внизу выглядит как тропики.

Лэнтин покачал головой, и запустил машину. Мы полетели на юг. Холод стоял такой, будто мы летели над ледником, хотя под нами проплывал пейзаж, напоминавший Флориду моего времени. Чем дальше мы продвигались, тем больше становилось белых построек, окружённых садами и лужайками. Мы видели, что по форме здания отличаются друг от друга. Некоторые из них были коническими, другие — кубическими, а третьи — сферическими, напоминая огромные, слегка погружённые в землю глобусы из белого камня. Я обратил внимание, что больше всего там было конических построек, хотя имелось и множество других конструкций. Домов-цилиндров, правда, не было вообще.

Наши глаза снова и снова улавливали внизу необъяснимое мерцание воздуха. Теперь мы летели на низкой скорости, менее чем в миле над землёй. Лужайки и сады исчезли, уступив место тесно сгрудившимся зданиям огромного города. На его просторных улицах суетились крошечные фигурки; казалось, что по широким проспектам беспрерывно проносится уйма транспорта. Но не было никаких признаков воздушных судов.

Здания всё увеличивались и увеличивались, из чего следовало, что мы приближаемся к центру города. Далеко впереди начал вырисовываться гигантский силуэт огромного конуса. Чудовищное конусообразное здание имело такие же внушительные размеры, как и храм Рейдера в городе Канларов. Изменив курс, мы направились к этой колоссальной центральной постройке. Приблизившись, мы рассмотрели, что стены постройки совершенно гладкие и цельные и что она обладает усечённой, приплюснутой вершиной, образующей ровную круглую площадку диаметром несколько сотен футов. Мы мельком увидели всё это, а затем Лэнтин под небольшим углом направил машину к плоской вершине конуса.