Едрит твою через кочерыжку... Или фемина против мракобесия

Именно от тебя зависит жизнь всех этих ребят. Возможно, кто-то из них сегодня умрёт. Но ты будешь знать, что сделала всё, что только было в твоих силах. И даже немного больше. То, что тебя могут осудить сами люди – одно. Главное, чтобы осталась уверенность: не твоя вина в случившемся. И это главное.

Когда погасли костры и народ разошёлся – кто по домам, кто по шатрам, а кто и не собирался ложиться вовсе – я устало прилегла прямо под навесом на подстилку, организованную Тэрой. Девушка, как ни странно, примостилась рядом. Видимо, понимала, что больным потребуется уход. И не выказала даже тени возмущения по этому поводу. Наоборот, была готова ухаживать за несчастными всю ночь напролёт.

Сначала я думала, что сил совсем не осталось и мгновенно засну, лишь только прилягу. Однако, сон, отчего-то, не шёл. Кругом раздавалось размеренное сопение спящих людей. Кто-то постанывал от боли, кто-то скрежетал зубами и вполголоса ругался, досадуя на сложившиеся обстоятельства. Но, в конце-концов, на землю опустилась плотная тишина, окутанная саваном ночной тьмы. Незаметно для себя и я потерялась в безбрежном просторе пространства и времени.

Глава 12. Возвращение в Урук

Ночью подскочила от какого-то дурного предчувствия. Сначала долго не могла понять, где вообще нахожусь. Наконец, сообразила и стала активно осматриваться. С виду, ничего страшного не произошло. Но тягучее, неприятное давящее чувство не только не исчезло, но возобновилось с ещё большей силой. Встав с лежанки, стала крутиться в разные стороны, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Чувство то накрывало с головой, то отступало. Наконец, до меня дошло, что двигаться нужно в том направлении, где концентрация неприятного давления на все органы чувств максимальна. Крутя головой во все стороны, потихоньку стала продвигаться вперёд, улавливая направление с точностью гончей, идущей по следу. Но уже через десяток шагов поняла, куда меня влечёт: к раненому в живот парню.

Не сдерживая уже ничем свой порыв, быстро подбежала к его лежанке и с жутким чувством осознания бренности бытия увидела лишь прощальный взгляд несчастного. Умирая, он вложил в последнее действо столько чувств, что я почти воочию узрела их чуть ли не на физическом уровне: там была и боль, и отчаяние от несбывшихся надежд, и жажда жизни, и… да много что ещё. Не знаю, что он увидел, но парень буквально пожирал меня глазами, стремясь запечатлеть в памяти некий привидевшийся ему образ, а губы что-то шептали. Но чтобы расслышать слабый шёпот умирающего, мне даже не пришлось напрягать свой слух: слова били прямо в сердце, обжигая и раня его. Но я ничего, совсем ничего не могла сделать: вернуть к жизни израненное тело, увы, было не в моих силах. И я стояла, сглатывая слёзы и ободряюще улыбаясь парню: не хотела показывать ту огромную боль, что сейчас испытывала рядом с ним.

– Прими мою душу, богиня, – меж тем шептали бледные губы юноши, – Возьми в свои чертоги. Я буду вечно служить тебе, о божественная, и встану на страже твоей обители. Клянусь: пока моя душа будет жива – ни одно зло мира не войдёт в твои покои! Позволь прикоснуться к тебе, о прекрасноликая.

Не в силах больше сдерживаться, опустилась перед парнем на колени и взяла его руки в свои.

Последний хриплый выдох вырвался у несчастного из груди и он закаменел, в последней попытке силясь что-то сказать. И вечность так и отпечаталась на его лице в виде светлой улыбки, стереть которую даже смерть была не в силах. Руки парня бессильно выскользнули из захвата, безжизненно свесившись с обеих сторон лежанки, будто последним усилием воли он пытался меня обнять.

И тут меж моих ладоней вдруг замерцал неясный огонёк, с каждым мгновением становящийся всё ярче. Но свет не обжигал, а ластился к моим рукам словно котёнок к матери-кошке.

По какому-то наитию сложила руки лодочкой, в которой и умостился этот странный огонёк. Но только поднесла его к глазам, как миг – и огонька не стало. Лишь всю меня обдало целым облаком непонятно откуда взявшейся звёздной пыли, переливающейся самыми невообразимыми цветами под серебристым светом полной Луны.

Всё это действо продолжалось не больше минуты и когда последний отблеск невесомой пыли исчез, с лёгким сердцем наклонилась над телом и одним взмахом ладони закрыла умершему парню распахнутые во всю ширь глаза.

– Как хоть звали тебя, храбрый воин? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Сунган, – донесся до меня едва слышимый шёпот.