Еду в Магадан

Киселёв Александр был крупным российским бизнесменом и по совместительству местной достопримечательностью «американки» по прозвищу Олигарх. Он занимался инвестициями для увеличения капитала компаний с последующей перепродажей. По оценкам рыночного капитализма, Александр – молодец, по оценкам бюрократического капитализма – тоже молодец. Но по оценкам КГБ – преступник. Киселёв был высокоорганизованным человеком, ко всему имел конструктивный подход. При этом был тверд, добродушен и позитивен. Верховный тюремщик Орлов его ненавидел. Ряд контролёров тоже (например, Вася, когда стоял на раздаче баланды, не давал Олигарху хлеба!). Его постоянно перекидывали из камеры в камеру (он побывал в 14-ти из 18-ти), его постоянно возили прессовать на «Володарку». Но Саша ушёл в жёсткий отказ и по этому поводу говорил: «Пусть меня тут лучше сгноят, но я не уступлю, потому что должен быть предел во всем, а у гэбистов его нет». Каждый день физо. Каждый день изучение немецкого, каждый день непреклонность, – одним словом, стальной человек.

Всю неделю мы без умолку дискутировали на темы мирового капитализма и финансового кризиса, перспектив белорусской экономики, рабочего контроля и трудового самоуправления, бандитского происхождения российской политики и, конечно же, беспредела белорусского режима. Также стали известны подробности «вечной зимы» в других камерах. Речь шла о камере №13, «залётной». Орлов как-то мимоходом упомянул тринадцатую, дескать, «там люди, недовольные жизнью». Оказалось, что в те дни к этой камере было два подхода: шмон через день и шмон каждый день. Там шмотки высыпали из кешеров прямо на пол. Маски могли зайти и разбить дубинками контейнеры с чаем. Там был случай избиения только за то, что человек передал жалобу в прокуратуру прямо в зале заседания суда (январь 2011), а другого, схватив за ворот, закидывали во дворик, но промаахнувшись, попали в стенку… При «личном досмотре» ставили на растяжку абсолютно голыми, а контролёр задавал узникам уж совсем похабные вопросы.

Кстати, о прокурорской проверке в связи с пытками. Она проходила за день до заезда к нам Марцелева и Киселёва. Сам зампрокурора Швед с тусовкой белых воротничков соизволил нас посетить. Начальник Орлов на несколько секунд вошёл в камеру и обвел всех очень строгим взглядом, затем резко вышел. Зашли прокурорские. Швед пару раз спросил, всё ли нормально, и был таков. Напротив двери, на продоле, выстроившись в линию, стояли вертухаи с такими лицами, будто пришли на бандитскую разборку. Естественно, все молчали. Никто не верил этим прокурорам. Мы ещё в конце декабря видели, чего стоит эта прокуратура. Тогда Анатолия Лебедько вызвали к врачу (второй раз за день) как раз в те полчаса, когда прокурор ходил по камерам с очередной ежемесячной проверкой. Понятно, что Лебедько бы много чего сказал. Хотя, что толку? Этот прокурор даже не поинтересовался, где ещё один арестант. И тут было то же кино. Эту тему замечательно иллюстрирует известная картинка с обезьяной, закрывающей себе рот, уши и глаза.

Через дней десять Киселёва перевели. К нам добавили хлопца Дениса. Способный автослесарь; дома остались мать-инвалид и невеста. Впервые мне пришлось увидеть поведение свежеиспечённого арестанта со стороны. Больно было видеть, как день за днем до человека доходило – шаг за шагом – что, по всей вероятности, в прежней жизни осталось всё – дело, невеста, мать-инвалид. Тяжёлое зрелище…