Эдуард I

1 ноября 1254 года Эдуард сочетался браком с Элеонорой Кастильской, дочерью короля Фернандо III, в аббатстве Санта-Мария-ла-Реаль-де-лас-Уэльгас. Этот знаменитый монастырь был основан в 1187 году Альфонсо VIII по пожеланию его жены Элеоноры Английской — дочери короля Англии Генри II Короткой Мантии и Алиеноры Аквитанской.

В качестве свадебного подарка Генри III подтвердил право своего сына на владение герцогством Аквитанским в качестве апанажа^{22}. Помимо этого, Эдуард получил в управление Ирландию (за исключением земель, принадлежавших королевским фаворитам Лузиньянам и королевскому юстициарию Роберту Валерану), графство Честерское, а также несколько замков в Уэльсе, Линкольншире и Хемпшире. Это гарантировало принцу суммарный доход в размере 10 тысяч фунтов в год.

Таким образом, задолго до достижения совершеннолетия Эдуард стал правителем обширных владений и был посвящен в рыцари самим королем Кастилии. Хронист Мэтью Парижский с изрядной долей ехидства писал: «И немедленно владыка король Англии пожаловал сыну своему и жене его Гасконь, Ирландию, Уэльс, Бристоль, Стэнфорд, Грантэм — столь много, что сам стал выглядеть корольком изувеченного королевства»[18].

Впрочем, несмотря на широкий жест, отказываться от значительной части своих владений Генри III вовсе не собирался. Вероятно, с ним случился очередной приступ необъяснимой жадности, периодически накатывавшей на короля. Как и прежде, никаких титулов Эдуард не получил, и его официальное титулование осталось неизменным: Edwardus primogenitus filius et heres domini Henrici regis Anglie illustris — Эдуард, первородный сын и наследник Генри, славного короля Англии. Он не стал, как того можно было ожидать, ни герцогом Аквитанским, ни лордом Ирландии, ни даже графом Честерским. А ведь традиция наделять детей титулами в Англии к тому времени уже сложилась — Ричард Львиное Сердце до своего вступления на трон именовался герцогом Аквитанским, а его младший брат, будущий Джон Безземельный, — лордом Ирландии.

На формально дарованных ему землях Эдуард не имел полной власти. Даже в палатинате^{23} Честер король ограничивал полномочия сына, и близко не обладавшего такими же владетельными правами, как, скажем, князья-епископы Даремские^{24} в своем палатинате. Принц не мог даже назначать должностных лиц без согласования с отцом.

Особенно неважно обстояли дела с Ирландией, где влияние Эдуарда было еще меньше — практически ничтожно. Ведь остров лишь номинально представлял собой собственность английской короны, и ее власть едва ли признавалась половиной земель. Обосновавшиеся в Ирландии англо-нормандские магнаты — такие как Фицджералды лорды Оффалийские, Батлеры Килдерские, Фицтомасы Десмондские, — изначально призванные насаждать английские законы и правосудие, контролировали очень ограниченную территорию. При этом даже среди них находились «вольнодумцы» — например коннахтские Бёрки, — которые проникались ирландским духом и традициями настолько, что становились ирландцами больше, чем сами ирландцы, как часто бывает с неофитами. Значительная часть острова по-прежнему оставалась под властью вождей местных кельтских кланов.

Управлять такой страной было делом не только хлопотным, но и опасным. Недаром Лоуренс Самеркот, один из служащих королевского казначейства в Ирландии, у которого как раз в то время закончился срок службы, писал королю: «Посылайте мне преемника с тем, чтобы он прибыл сюда своевременно. Ибо знайте точно, что после дня Марии Магдалины никакое, даже самое важное дело не заставит меня вернуться в Ирландию, пусть мне и будут выдавать ежегодно в два раза больше денег на расходы. Обо всем я доложу вам лично, если даст Господь. И когда я прибуду в Англию, то можете поступать со мной как вам заблагорассудится. Я готов скорее отправиться в тюрьму, чем в Ирландию…»[19]

После того как Генри III передал Ирландию своему сыну, знать острова, как и остальное его население, с нетерпением ожидала прибытия нового владыки — кто с надеждой, кто со страхом, кто с неприязнью. Однако Эдуард ограничился лишь тем, что с одобрения отца назначил юстициарием Ирландии Ричарда де Ла Рошеля, и на этом его заботы о дальнем и беспокойном владении закончились. Все последующие годы он вполне удовлетворялся получением из Ирландии причитающихся ему доходов, но сам туда прибыть так и не соизволил.

* * *

Вместо того чтобы ехать в далекую беспокойную Ирландию, не сулившую в обозримом будущем ничего, кроме проблем, Эдуард надолго задержался в Гаскони. В конце ноября чета молодоженов прибыла в Байонну. Король Генри III, с переменным успехом пытавшийся умиротворить герцогство, взбаламученное жестоким правлением Симона де Монфора, уже давно вернулся в Англию. Гасконские дела утомили короля, и он искал предлог избавиться от них. А тут его как раз обуяла новая бредовая идея — отвоевать королевство Сицилия для своего второго сына Эдмунда, которому на тот момент исполнилось 10 лет.