Эдуард Стрельцов. Воля к жизни

– То, что реакция была, – это было совершенно правильно. Но следовало наказать не только Стрельцова, но и тренера, и ребят, которые принимали участие в той пьянке, в том безобразии. Обрушились непосредственно на одного Стрельцова. В этом отношении было неправильно. Нужно было осудить такое поведение, наказать по закону – это безусловно.

– В той истории оказались замешаны Михаил Огоньков и Борис Татушин. Их не судили, но лишили званий, дисквалифицировали…

– Если о Стрельцове много писали, то шума вокруг поведения Огонькова и Татушина не было. О них упоминалось вскользь. А зря – написать следовало и о них, и о тренере.

– Как реагировал на эту историю комсомол?

– Никак. Не было реакции. Из комсомола Стрельцова исключили, поскольку он был осужден, но чтобы говорили на собраниях – такого я не помню. В то время я был уже секретарем комсомольской организации института. Было осуждение только в прессе.

– Мог бы комсомол как-то влиять на поведение футболистов?

– Вы знаете, пытались. Тем более было уже у людей недовольство, что, скажем, футболисты получают квартиры, футболистам обязательно ставят телефоны, продают им машины. Но хоть и было недовольство, сказать, что резко против этого комсомол выступал, не могу. Отдельные случаи были, когда достаточно известные спортсмены совершали какие-то мелкие нарушения – подделывали, например, документы о сдаче экзаменов или что-то еще в этом роде. Такие мелкие вещи комсомол обсуждал, а серьезных обсуждений не помню.

– А когда вернулся Стрельцов, стал снова играть, писали о нем в газетах?

– Сказать, чтобы возмущение было, не могу. Большинство отнеслось к этому безразлично, фанаты были довольны. А в прессе просто прошла информация о том, что отсидел, опять играет. Споры о нем поднялись еще единожды, когда стадион «Торпедо» назвали именем Стрельцова. Это было в конце 90-х, тогда большое число людей, увлекающихся спортом, высказали свое неудовольствие. Только фанаты Стрельцова поддержали переименование. Под видом увековечивания памяти Стрельцова тогда использовали в политических целях. Ведь преступление было, наказание было, поэтому многими такой ход рассматривался как плевок в советское прошлое. Подтекст был такой: вы его замарали, а мы вот теперь его именем стадион назовем.

– Поклонники Стрельцова требуют сегодня его реабилитации. Возможно это?

– То, что подняли тогда, в 1958 г., шум вокруг одного Стрельцова, было серьезной политической ошибкой. Нужно было писать о проблеме вообще, обо всех нарушителях, и немного выделить одного Стрельцова как совершившего преступление. И все. Тогда бы никто не посмел сказать, что это борьба не за чистоту спорта, а против Стрельцова. Это напоминает «Бульдозерную выставку», когда художникам предложили одно место, но они все равно пришли в Беляево, где кому-то вздумалось тогда же вести строительные работы. Но это до сих пор преподносится как отношение советской власти к современному искусству. Хотя были в то время выставки современного искусства в парке Горького, я сам туда ходил. Была выставка на Кузнецком Мосту. Тот случай не говорил об отношении к искусству; по-моему, даже специально было спровоцировано такое столкновение. А власть поддалась на провокацию, дала повод до сих пор говорить о насилии. И со Стрельцовым то же.

– А смысл?

– Опорочить советские порядки. Сегодня есть люди, делающие это осознанно. Но большинство просто недостаточно или неправильно информировано. Стрельцов совершил тяжкое уголовное преступление, поэтому на его примере подняли шум с целью воздействовать на других спортсменов, позволявших себе лишнее. Но вообще-то не такое уж это было выдающееся событие. Все достаточно быстро забылось. Только когда «Торпедо» проигрывало, говорили: «Вот если бы был Стрельцов…» Поначалу его жалели и жалели, что не играет. Потом забыли. Конечно, когда он вернулся, фанаты радовались. Уже после его имя использовали в политических целях, чтобы плюнуть в прошлое.

– Сейчас говорят, что будто бы после ареста Стрельцова некие агенты, внедренные на ЗИЛ, сообщали о возможности массовых демонстраций в его защиту. Будто бы в ЦК нарастало напряжение, прошло сверхсекретное совещание, разработавшее план действий на случай осложнений, то есть митингов или иных возмущений.

– Никаких митингов не было. Была жалость, что такое произошло, что его посадили, что он больше не играет. Но каких-то выступлений в защиту, слухов, что неправильно посадили, что не было преступления, все выдумали, – такого не было.

– Его называют «первым диссидентом».

– Он никогда диссидентом не был. Это смешно. Это сейчас из него делают диссидента, так можно каждого нарушителя спокойствия назвать диссидентом…