Скажем прямо, потенциал Стрельцова ранее использовался эффективнее. А для этой эффективности необходимо движение, партнёры должны предлагать себя для паса. Здесь же отмечался разрыв между линиями: прямое свидетельство усталости коллектива. Перестарались...
Словом, получилось, что матч в Греции 31 октября приобрёл решающее значение. СССР, правда, устраивала ничья. Но как болельщики при новом режиме встретят команду, как настроят власти собственных футболистов?
Надо признать: тревожные прогнозы получили подтверждение. И установку на игру, как А. Ф. Бышовец недавно рассказывал А. Т. Вартаняну, пришлось проводить в посольстве, поскольку при любой диктатуре гостиничные номера ожидаемо прослушиваются. И тренировка прошла по колено в воде, так как шёл дождь, а другой площадки хозяева нашим не нашли. И на стадион команда добиралась полицейским автобусом с зарешеченными окнами — шуточку Стрельцова, небрежно брошенную в тот момент, приберегу на потом.
А значимее всего, разумеется, то, что греки вышли на поединок заряженными и злыми. Обслуживавший встречу швейцарец Готфрид Динст, чуть более года назад работавший главным арбитром на чемпионате мира-66 и не показавший себя бескомпромиссным и бесстрашным рефери, в бушующей Греции попросту решил не рисковать и хозяйской грубости не замечать. Поэтому советских гостей били вполне безнаказанно. Стрельцову доставалось больше всего. На него и вдвоём, и втроём кидались. А отвечать нельзя: «отмашка» на
5 ноября «Футбол» радовался успеху искренне, от души (хотя соперник в материале еженедельника ни разу не назван!). Ещё же пятидесятилетие Октября: вовремя, получается, победили — к «красному дню календаря». Основная задача была выполнена. А четвертьфинал европейского чемпионата не так и скоро — весной 68-го. Не исключено, что это и подвигло руководство к судьбоносному решению.
12 ноября в «Футболе» был опубликован документ, который нужно привести целиком:
«Постановлением президиума Центрального совета Союза спортивных обществ и организаций СССР футболистам сборной команды СССР А. Кавазашвили, Э. Стрельцову (оба московское “Торпедо”) и Э. Малофееву (минское “Динамо”) присвоены звания заслуженных мастеров спорта».
А чуть ниже помещены три портрета с небольшим текстом под ними. О Стрельцове сказано следующее:
«Матч сборной страны, в котором впервые участвовал Стрельцов, — со сборной Швеции в Стокгольме — тоже закончился с убедительным счётом 6:0 в пользу наших футболистов. Только было это ровно за десять лет до дебюта Кавазашвили — 26 июня 1955 года. В том же году он возглавил список бомбардиров чемпионата страны (15 мячей), а в следующем — в составе сборной страны стал олимпийским чемпионом.
В зрелые годы игра Стрельцова обогатилась новыми красками. Из футболиста, славившегося умением забивать голы, он превратился в дирижёра атаки, умело руководящего действиями молодых партнёров».
Кавазашвили и Малофеев, зрелые мастера, никакими «молодыми партнёрами» Стрельцову, понятно, не являлись. Но им звание «заслуженного» присвоено было впервые, а Эдуарда Анатольевича его ранее лишили. Потому, может, стоило написать в его случае: «вернуть», «восстановить»?
Тут вот какая вещь: звание заслуженного мастера спорта в СССР могли отобрать на какое-то условное время, а потом тихо вернуть. Это когда нужно было «отреагировать» (примеры есть, однако углубляться не будем) или устроить нечто «показательное».
У Стрельцова совсем иная история: без малого десять (!) лет минуло с тех майских дней 58-го, когда его унижали, а снятие звания считалось мерой само собой разумеющейся. Поэтому, припоминая данные обстоятельства, отнести то постановление к счастливому, но в целом ординарному событию не представляется возможным.
Хотя бы оттого, что многие футболисты, находившиеся в расцвете сил в конце 50-х, попросту повесили бутсы на гвоздь — безо всякого преследования со стороны властей и, тем более, лишения свободы. Такая уникальность ситуации позволяет, на мой взгляд, обратиться к примеру из несколько иной области.
Как известно, после постановления ЦК партии о журналах «Звезда» и «Ленинград» А. А. Ахматову и М. М. Зощенко, классиков отечественной литературы, исключили из Союза писателей. Зощенко (ограничусь лишь его судьбой) перестали печатать, и он, оставшись без гроша, занялся переводами. Получилось, как всегда, блестяще. И после смерти И. В. Сталина литературное сообщество осознало: Михаила Михайловича нужно вернуть в свои ряды.
А с какой формулировкой «вернуть»? «Восстановить» или «принять заново»? К. М. Симонов доказывал: надо именно «принять» — за отменные переводы конца 40-х — начала 50-х. Ибо если пойдёт формулировка «восстановить», то получится, что ошибались, когда исключали. И Зощенко в результате приняли заново.