Читаем Эдуард Стрельцов полностью

А дальше состоялась игра, которая никого бы не заинтересовала, коли не одна разошедшаяся во множестве вариантов и при этом абсолютно правдивая в основе своей история. Спарринг (стадион в Берлине всё равно был переполнен) с дружественной ГДР проводила сборная Москвы. Которая чисто формально могла так называться, потому что представляла из себя столичный армейский клуб, усиленный двумя земляками-автозаводцами — Ивановым и Стрельцовым. Насчёт самого поединка с командой, объявленной, без заморочек, сборной Берлина, сказать особо и нечего. «Советский спорт» был краток и информативен: «Матч начался атаками москвичей. Уже на первых минутах Иванов с подачи Стрельцова забил гол. Наступление гостей продолжалось». В результате 6:2. Эдуард ещё и четвёртый мяч провёл. Внимание некоторых историков футбола привлёк эпизод непосредственно перед игрой. Выяснилось, что юный центр нападения Стрельцов забыл в гостинице плавки. А без них не сыграешь. Кто виноват — понятно, но советскую делегацию не оставлял в покое второй любимый русский вопрос: что делать? Фирменные отечественные переживания завершились неожиданным появлением второго тренера ЦСК. МО, который успел добраться до стрельцовского номера и вернуться с необходимым предметом экипировки. Несложный, кажется, сюжет. Если не добавить, что шустрым «челночком» выступил сам Григорий Федотов. Великий, безо всякого преувеличения, советский форвард конца 30-х — 40-х годов. И, по зрелому размышлению, наиболее, пожалуй, близкий Стрельцову в плане игровой стилистики. И тот и другой сочетали непревзойдённое индивидуальное мастерство (финты, дриблинг, удары по воротам) с тем самым «видением поля», когда партнёр мог быть уверен, что непременно получит пас, если окажется в хорошей позиции, — потому что подлинный мастер не жаден по своей сути. Поэтому-то народ и ходил специально на них. Поэтому-то и доставалось обоим от безжалостных и бездарных костоломов. Да и по-человечески два замечательных спортсмена были тоже очень похожи — незлобивостью, скромностью, деликатностью. Оттого Эдуард и помнил всю жизнь тот берлинский случай и переживал страшно, вновь возвращаясь к нему. Ведь это был Григорий Иванович, на чьи матчи он мальчонкой пробирался на стадион — иногда и без билета, как всё тогдашнее младое послевоенное племя. А вот теперь он стоит в том Берлине 56-го года и не знает, куда себя деть от стыда. И, краснея, запинаясь, благодарит. Федотов же на это отвечает поразительной фразой: «Эдик, я тоже, конечно, играл, но ты...» Впереди у Стрельцова будет по заслугам полученный орден «Знак Почёта», причём наработал он, конечно, и на другие государственные награды, которые ему, по понятным из дальнейшего повествования причинам, никто не вручил. Но те федотовские слова сродни, на мой взгляд, восторженному отзыву И. А. Бунина о «Василии Теркине» А. Т. Твардовского. Награждать, в конце концов, у нас при Л. И. Брежневе стали к юбилею. А оценка профессионала, искусника, выступавшего, ко всему прочему, в том же амплуа, — поднимается над временем и уходит в вечность.

Однако последняя перед Мельбурном официальная встреча не шла ни в какое сравнение с берлинской прогулкой. Сборная Франции, прекрасно выступив в 55-м, на следующий год притормозила, но, несомненно, уже обладала в Европе прочным и заслуженным авторитетом. Продолжали прогрессировать нападающие Копа, Пьянтони и Венсан, добавился к ним молодой полузащитник Меклуфи, которого тренер Альбер Батте конкретно отрядил против Игоря Нетто. За две недели до встречи с Советским Союзом французы тоже уступили на своём поле венграм 1:2, что чисто арифметически сообщало о примерном равенстве сил, но решить что-либо была способна лишь игра, состоявшаяся 21 октября.

«С самого начала, — писал Г. Д. Качалин, — французы проводят сложные и многообразные комбинации, Венсан производит первый удар по воротам... Много хлопот доставляет нашим спортсменам Пьянтони, начинающий атаку непосредственно от своей штрафной площади. Стремительным движением вперёд он нередко обыгрывает Парамонова, ставя в затруднительное положение других защитников сборной команды СССР. Инициатива на стороне хозяев поля». Всё же дальнейшее течение событий говорит, по крайней мере, об обоюдоострой игре: «На 20-й минуте комбинация Стрельцов — Рыжкин — Исаев — Татушин могла закончиться голом, но последний ударил мимо ворот. Через десять минут Стрельцов сильно и точно бьёт в угол, но Реметтер в отчаянном броске спасает свои ворота. Через две минуты Пьянтони заставляет уже Яшина показывать своё мастерство».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука