Эдуард Стрельцов

Они, будучи игроками, с которыми считался весь мир, никогда, к сожалению, не задумывались о собственном здоровье. И случай со сломанной ключицей Тищенко в Австралии, и недавно разобранный эпизод с ногой Стрельцова — из той же коллекции. Потому что кем посчитал себя Эдуард в Лейпциге, когда после безудержной гонки догнал поезд? Он лично, без собраний и протоколов, определил себя «штрафником», которому только и остаётся, как смыть позор кровью. Ибо в тогдашних полудеревенских московских дворах хватало покуда и непосредственно прошедших знаменитые «штрафбаты», и тех, кто имел право назвать себя свидетелем происходившего. Вина — часто произвольно определённая и не соответствующая наказанию — на фронте смывалась безусловной кровью. Своей, через ранение, или чужой — через подвиг. Если совместятся сразу два условия, то, считай, повезло.

Тут и про «подвалы и полуподвалы», в которых, по В. С. Высоцкому, «ребятишкам хотелось под танки», — забывать не стоит. Эдуард и ребята из его команды на этом выросли. «Забинтуйте, заморозьте, — да хоть дьявола привлекайте, а я должен играть, забить. Искупить, коль дошло до того». А что станется с той ключицей, которая натурально могла у Тищенко поломаться так, что и не выправишь, и с ногой, что жутко болела у Стрельцова до «свидания с Польшей», — это вещи второстепенные.

Предвидится вопрос: а как же играли те замечательные мужчины конца сороковых-пятидесятых? За счёт природного здоровья? И откуда оно возьмётся, коли «дела футбольно-режимные» находились не в чести?

Объяснения найти можно. Тут и чистый, незагазованный воздух, и свежие, пусть и в скудном количестве, продукты без нитратов, и, без сомнения, «дворовый» образ жизни. Не одним же футболом жило молодое поколение — тот же хоккей с мячом зимой чего стоил! Летом те же городки, развивавшие чувство дистанции и глазомер, как ни одно соревнование, и, между прочим, не забытый с довоенного времени волейбол, и напрасно заброшенная ныне лапта, почти дублировавшая популярный сегодня бейсбол, позволяли будущим спортсменам изъять из обращения общефизическую подготовку как специальную дисциплину. Разнообразие «игрищ и забав» детства и отрочества естественно, без нажима и контроля заложило отменную физическую основу для многолетних выступлений на высочайшем уровне.

На оставшуюся же после спорта больших достижений жизнь далёкой благодати и не хватало: огромное количество непревзойдённых мастеров той эпохи умирали в сорок, пятьдесят с небольшим. Эдуард Стрельцов, к несчастью, не стал исключением, уйдя в пятьдесят три.

...А когда ему исполнилось всего двадцать, неумолимо рушилась, несмотря на желание внешних и, в известной степени, властных структур, молодая его семья. Конечно, не надо забывать и про заводских начальников, однако фигура В. А. Маслова и в данном случае должна быть обязательно выделена. Торпедовский тренер, несомненно, не навязывал собственного мнения в такой сугубо интимной ситуации, но неуклонно выступал за крепкий союз Аллы и Эдуарда, поддерживая юную жену. К сожалению, не помогло. Рожала не оправдавшая надежд Софьи Фроловны пока ещё официальная супруга Стрельцова уже дома.

И хотя после появления на свет дочери Людмилы заводское начальство вновь предприняло шаги для восстановления семьи, сделать ничего не удалось: Алла возвращалась, вновь уходила. Склеить красивую, но разбитую чашку было нельзя.

Так что 8 ноября 1957 года Эдуард, судя по всему, пытался переварить происходившее с ним — и не получалось никак. Слишком много навалилось. То он вроде как олимпийский чемпион, ведущий форвард сборной СССР, полюбившийся футбольным гурманам за границей. То грубиян и хулиган, недостойный звания советского спортсмена. То муж эффектной женщины, имя которой готов отстаивать (пусть никто и не нападал) даже в Кремле. То супруг уже чисто по формальным признакам. К тому же, не забудем, он и ревностью мучился. Всё-таки уезжать приходилось надолго и часто, а «его Алка» оставалась одна. Точнее, под присмотром «доброжелателей» и «доброжелательниц» с той же Автозаводской улицы. Многому он до конца жизни верил.

Оттого та послепраздничная ноябрьская ночь не должна рассматриваться исключительно с точки зрения провокации нетрезвого Филиппа Спицына с перевязанным (кого-то уже успел «поздравить») глазом.

Нет. Того же надоедливого типа он не стал бы, безусловно, обнимать, разъясняя тонкости игры при Маслове. Однако и перетерпел бы бессмысленные вопросы с советами, каковыми огорошил в ночи Спицын: раньше-то и позже всё обходилось. А тут вот попросил товарища с повязкой отвязаться. Филипп, узнавший, естественно, кумира миллионов, решил бить в лицо.