Эдуард Стрельцов

Но вообще-то 8 ноября Эдуард провёл на редкость бестолково. Зачем-то выпил утром, потом приходил домой, уходил, вновь возвращался. Та же Галина Чупаленкова, соседка, встретила олимпийского чемпиона ближе к двенадцати часам ночи. Это затем появился злосчастный Спицын-младший. Галя же и отправилась в длинный непонятный путь по столице с Эдуардом, дабы удержать его от столкновений с кем бы то ни было и вернуть, по возможности, в дом на Автозаводской. Угомонить рассерженных друг на друга мужчин она, безусловно, не имела возможности. Потому и бежала до полуподвала на Крутицком Валу вместе с ними. Стрельцов, между прочим, из колонии много позже отправлял в письмах Софье Фроловне приветы для Гали (она во время заключения Стрельцова всё-таки вышла замуж). А если бы почаще та соседка рядом с ним оказывалась — хуже бы точно не стало. Да вот не случилось такого.

Вот как, например, 26 января 1958 года, когда Стрельцова не пускали в метро на станции «Динамо» ввиду нетрезвого состояния. Конфликт привёл к задержанию и даже к трём суткам ареста. Правда, наутро футболиста отпустили, однако Эдуард Анатольевич дал такой весомый козырь недоброжелателям, что и никакая Фурцева не смогла бы придумать.

Потому что на сей раз пришлось организовать собрание сборной команды Советского Союза по футболу. Официальное, с выступающими, председателем и протоколом. Это интересно вот чем: не секрет, что творческие люди — актёры, режиссёры, писатели, спортсмены (как бы кому ни захотелось доказывать обратное) — достаточно ревниво относятся к достижениям друг друга. Иногда имеет место чистое и светлое желание доказать, что ты лучше, мастеровитее, даровитее и вообще живой классик; иногда — обычная зависть. Грань между тем и другим весьма тонка. Стрельцов для многих старожилов сборной мог выглядеть зазнайкой, выскочкой, баловнем судьбы. Теперь этот юнец находился полностью в их руках. И что же скажут товарищи и старший тренер Г. Д. Качалин? Тем более что на собрании присутствовал первый заместитель министра спорта страны Н. Н. Романова — многоопытный Д. В. Постников. Который доступно довёл до уважаемого коллектива пожелание сверху: «Вопрос стоит вообще о дисквалификации и отстранении от футбола. Большое сомнение в его исправлении». Это перед голосованием Дмитрий Васильевич произнёс внятно и веско. Что было необходимо, так как до того выступила практически вся сборная. Послушаем кое-кого, благо протокол сохранился.

Итак, Г. Д. Качалин: «Виноваты мы все в том, что не пресекли твоего поведения. Хочется верить, что ты станешь человеком. Прошу принять предложение о снятии ЗМС (звания заслуженного мастера спорта. — В. Г.), просить о понижении зарплаты и дать время ему на исправление».

Лев Яшин: «Поддерживаю предложение о снятии ЗМС и снижении зарплаты».

Это сегодня подобный вердикт кажется чуть ли не убийственным. В тот момент — наоборот. Звания отнимали — и, бывало, несколько погодя возвращали (правда, Стрельцов будет вновь удостоен «заслуженного» только через десять лет). А деньги платили большей частью клубы. За работу в сборной полагалась некая премия, улучшавшая благосостояние футболиста. При этом твёрдый игрок основного состава команды высшего дивизиона и без «сборных добавок» достойно кормил семью.

Поэтому внешне «грозный» приговор тех уважаемых людей смотрелся очень либерально. И поддержавшие его Симонян, Крижевский, Огоньков, Борис Кузнецов на деле выступили «за» Стрельцова. Против, как повествует А. Т. Вартанян, были всего два члена сборной. Думаю, что вовсе не важно, кто именно. Значимее другое: команда не отвернулась от опального форварда. А слова тренера о том, что они «все виноваты», вернее всего свидетельствуют об атмосфере в команде.

В итоге «приговор» получился, если по документам, наиболее мягким из всех возможных.

Только центральная пресса, получается, народ обманула. Причём самым крупным лгуном выступил известнейший журналист С. Д. Нариньяни, опубликовавший печально известный фельетон «Звёздная болезнь» в «Комсомольской правде» 2 февраля 1958 года.

А. П. Нилин достаточно подробно рассказывает в своей книге о мастерстве и авторитете, о значимости слова популярнейшего сатирика. Ибо если выступил Семён Давидович Нариньяни, литератор, освещавший ход Нюрнбергского процесса над фашистскими главарями, ничуть не потерявший при смене отечественных вождей, а в каком-то смысле и приобретший новое качество, которое не терялось до завершения счастливой его жизни, — то это уже удар даже не тяжёлой артиллерии — новых, едва появившихся в ту пору ракетных войск. Причём удар по своим.