Но могло быть и хуже. Во всяком случае, обе они сейчас со мной разговаривают, привыкают к выпивке и ведут себя менее сдержанно, чем днем. А позднее, когда я больше рассказываю им о своей работе, их интерес снова растет. Особенно когда я начинаю говорить — замечаю, как Маркус вращает глазами — обо всех знаменитостях, с которыми встречался, и описываю, каковы они в реальной жизни.
— Это побьет рассказы об Алжире, — говорит Маркус, который совсем недавно оттуда вернулся и, очевидно, горит желанием рассказать историю о том, как на восточном базаре за ним погналась толпа сторонников ФИС и, размахивая кинжалами, загнала его в какой-то тупик, и лишь в последний момент некая добрая душа спасла его, затащив в дверной проем.
К несчастью для Маркуса, девушки не очень интересуются Алжиром и почти наверняка не имеют понятия, за что борется ФИС или что означает этот акроним. Они хотят услышать о Робе Ньюмене, о Тони Слэттери, о Майке Эдвардсе из «Jesus Jones».
Я точно не помню, как мне удается перевести разговор на секс и тройки. Может быть, какая-то тонкая связь с «Бонни и Клайдом»?
«Бонни и Клайд» — в версии Сержа Гинсбура и Брижит Бардо — одна из трех пластинок, имеющихся в доме. Остальные две — это альбом под названием «Песни для веселых собачек», на котором слащавый франт тридцатых годов по имени Пэдди Робертс мурлычет песенки вроде «Ах, дорогая, что случилось» и «Не пользуйтесь WC во время стоянки поезда», и сингл Yardbirds «For Your Love».
Естественно, что, поскольку танцевать можно только под «Бонни и Клайд» и Yardbirds, мы их заводим очень часто. Особенно поздно вечером в пьяном состоянии — как сейчас.
В «Бонни и Клайд» мне особенно нравится, когда юная Брижит секс-кошечкой вопит на заднем плане.
— Черт, этому Сержу сильно повезло, — кричу я Маркусу, стараясь перекричать пластинку, которую мы пятый или шестой раз заводим на полную громкость. — Должно быть, в то время она была чрезвычайно сексапильна.
— Явно гораздо привлекательнее, чем сейчас, — отзывается Маркус.
— Да. Верно. Старая, сморщенная спасительница щенков.
— Хребта не было, вот в чем ее проблема, — говорит Антония, танцующая рядом со мной.
Так, думаю. Девушка, которая может поддержать сексистский мужской разговор.
— В отличие от Сержа, — говорит Беатрис. — Серж с возрастом становился только привлекательнее.
— Вот поэтому мужчине обязательно нужно курить, — говорю я, улыбаясь и помахивая сигаретой в такт музыке. — Благодаря сигарете становишься более похож на Сержа.
— Чтобы стать таким, как Серж, одних сигарет недостаточно, — говорит Маркус.
— Маркус, дружок! По сравнению со мной Серж Гинсбур — жалкий евнух.
— Правда? Расскажи поподробнее, — говорит Беатрис.
— Да, пожалуй, — соглашается Антония.
В обычных условиях я со смехом постарался бы избежать продолжения. К счастью, я уже изрядно нагрузился пастисом.
— Позднее вы все поймете, — говорю я.
— Как — мы обе? — хихикает Антония.
— Обычно четверо для меня — минимальная норма.
— Отлично, у нас есть Маркус, — говорит Беатрис.
— Меня в это не вмешивайте, — говорит Маркус.
— Я имел в виду трех девушек, — говорю я.
— Но может быть, ты хоть раз сделаешь исключение — для нас? — говорит Антония.
— Хорошо. Только для вас.
Чего я не выяснил к этому моменту, так это серьезно ли кто-либо из нас это говорит. Думаю, что и они тоже. Но я пытаюсь держать накал страстей на должном уровне, предлагая понырять голышом при лунном освещении.
Маркус не проявляет к этому интереса. Девушки согласны, но только без лифчиков, не раздеваясь целиком.
— Ладно, — говорю я, — тогда мы тоже с голой грудью.
— Так нечестно, — говорит Антония. — Если мы снимем бюстгальтеры, вы снимете свои плавки.
— Надеюсь, вы не хотите сказать этим, что моя восхитительная грудь не так существенна, как ваша, — говорю я.
— Если вы не снимете низ, мы не снимем верх, — говорит Беатрис.
— Ну и ладно. Не все ли равно? Давайте просто поплаваем, — говорит Маркус.
После этого вечер как-то выдыхается. Мы плаваем. Я нахально снимаю с себя плавки, потому что люблю, когда вода щекочет яички. Потом, под большой визг, помогаю девушкам снять лифчики. Но довольно скоро всем становится холодно. Мы бежим, дрожа и босиком, через лужайку к дому. По последней сигарете и по рюмочке на ночь. Потом все отправляемся спать.
К счастью, у нас одна ванная комната, благодаря чему можно поприставать к Беатрис и Антонии, пока я жду за ними своей очереди почистить зубы.
— Ну, что, девочки, вы готовы?
— О, черт, это про нашу тройку, — говорит Беатрис.
— Вы еще не передумали?
— Мы не передумали? — спрашивает Беатрис Антонию.
— Надо полагать, — говорит Антония.
— Дай нам пять минут, — говорит мне Беатрис.