Здесь перед глазами Мунка конечно же вставал «Фриз жизни». По мнению многих, Мунк как никто иной был достоин крупного оформительского заказа. На этот раз Мунк не хотел быть оттесненным в сторону только под тем предлогом, что архитекторам больше по душе настенная роспись. Эта техника применялась в Норвегии группой молодых художников, так называемых братьев-фресочников, – среди них был и Пер Крог, сын Кристиана и Оды, – уже успевших завоевать известность, выполняя оформительские заказы.
Еще в январе, пока Юсти собирал картины, норвежские газеты завязали разговор о том, что хорошо бы эту исключительную в своем роде выставку показать и в родном городе Мунка. Эта идея упала на благодатную почву – директор Национальной галереи Енс Тис сразу взялся за дело с былой предприимчивостью, хотя отношения между ним и Мунком по сравнению с 1909 годом, когда галерея закупила крупную партию картин художника, несколько охладели. Пока художник находился в Италии, Тис съездил в Берлин и провел переговоры с владельцами картин, представленных на берлинской выставке. Затем, вернувшись в Осло, он освободил весь второй этаж под выставку, которой предстояло стать мунковской выставкой всех времен.
Когда большие грузовые фургоны с картинами из Германии въехали в ворота Национальной галереи, их встретили репортеры едва ли не всех норвежских газет. Фургоны сопровождал историк искусств из Германии – видимо, отправленный присматривать за сокровищами. На следующий день все газеты были переполнены репортажами с места событий. «Тиденс тейн» напечатала «забавную» фотографию, на которой Мунк, Тис и вездесущий Яппе Нильсен пьют здравицу в честь новоприбывшего немецкого ученого!
8 июня перед открытием выставки Енс Тис прочитал доклад о Мунке; торжественная же часть мероприятия прошла под руководством президента стортинга К. Й. Хамбру. Присутствовал и премьер-министр Ивар Люкке – в общем, никто не мог усомниться в том, что выставка Мунка – это событие государственной важности.
Выставка в Национальной галерее оказалась даже крупнее берлинской, потому что Тису удалось раздобыть больше норвежских картин. Наверняка ни одна художественная выставка в Норвегии ни до, ни после этого не вызывала столь широкого резонанса, причем отзывы были все сплошь хвалебными. За один только июнь «Тиденс тейн» упоминала о ней на своих страницах шесть раз, «Афтенпостен» – семь, «Моргенбладет» – восемь. По степени своей значимости это событие вышло далеко за круг интересов увлекающейся искусством буржуазии. Тис организовал отдельную экскурсию для рабочих по льготным ценам в 50 эре за входной билет (обычный билет стоил одну крону). Норвежская «Коммунистблад» с удовольствием цитировала негодующие рецензии из буржуазной прессы двадцати-тридцатилетней давности. Был назначен дополнительный поезд из Тронхейма. В Гюдбрансдалене читатель местной газеты «Логен» призывал жителей воспользоваться свободным временем между весенними посадочными работами и осенней уборкой урожая, чтобы съездить на выставку Мунка.
Как оказалось, Енс Тис знал толк и в рекламе. В конце июля, перед окончанием выставки, он обратился к газетам Осло с просьбой помочь ему «побить Берлин» – то есть добиться того, чтобы число посетителей выставки в Национальной галерее превысило число осмотревших берлинскую выставку, – а их насчитывалось 30 000. И ему это удалось. В результате на норвежской выставке было продано 30 600 билетов и 9000 каталогов.
После окончания выставки Мунку было трудно сразу же взяться за работу, и он отправился еще в одну зарубежную поездку – с весны прошлого года уже четвертую. Целью назначения на сей раз была Ницца; художник выбрал хорошо известный ему маршрут, что и неудивительно для человека, разменявшего седьмой десяток. Он выехал из Осло 22 сентября, был проездом в Гамбурге, не известив об этом Шифлеров и не навестив их, и задержался в Дрездене по причине какой-то неизвестной торговой сделки. Потом вдруг силы оставили его. Он еще смог добраться до Парижа, но там заболел, хотя, скорее всего, болезнь была проявлением крайней усталости: «Мой механизм забуксовал… Сейчас я только сплю целыми сутками».
Немного отдохнув, Мунк отправился в обратный путь, на этот раз через Берлин, и 18 октября въехал на территорию Норвегии. Больше за пределы Скандинавии он не выезжал.
1927 год стал для Мунка настоящим annus mirabilis[109]
– он получил международное признание. Художник прекрасно сознавал, сколь большая заслуга в этом принадлежит берлинцам Глазеру и Юсти:Масштабные выставки моих работ сначала в Германии, а потом и в Норвегии кажутся мне теперь просто сладким сном. Я удостоился такой чести, такого огромного количества добрых слов!..
Близится новый год, и мысленно я сейчас с вами и всеми теми, кто на протяжении этого года сделал для меня так много доброго и прекрасного, – посвятив мне свои мысли, дела и слова.
Между часами и кроватью (1928–1944)
Картины для воздушного замка