Эдвард Мунк. Биография художника

Затем выставка «дегенеративного искусства» отправилась в турне по стране. В общей сложности ее посетили свыше двух миллионов человек – был установлен, можно сказать, мировой рекорд посещаемости для художественной выставки. Представлены на ней были только работы немецких художников. Летом 1937 года по немецким музеям прокатилось две волны конфискаций, в результате которых со стен исчезли почти все произведения современного национального искусства. Всего из музейных фондов было изъято почти 16 000 картин и графических работ. Больше всех досталось Нольде.

Мунк тоже попал под горячую руку. В экспозицию «дегенеративного искусства», предназначенную только для немецких художников, его работы не включили. Их просто потихоньку упаковали и сложили на складе вместе с другими картинами зарубежных мастеров, которые надеялись продать за твердую валюту.

Что же касается картин, не подлежащих продаже – а таких набралось свыше пяти тысяч, – то о них режим позаботился весьма красноречиво. Картины подвергли публичному сожжению на площади перед главной пожарной станцией Берлина.

Трудно сказать, на основании каких художественных критериев произведения Мунка теперь причисляли не к «нордическим», а к «радикальным», но это повлекло за собой изъятие его картин из музейных фондов. Во время охоты на ведьм трудно ожидать от людей разумного объяснения своих поступков.

Бывало, что система давала сбои – например, в свое время музей в Галле приобрел у обанкротившегося Макса Линде один из портретов, который не тронули во время конфискации. Когда музей Любека обратился в Имперскую культурную палату с просьбой вернуть некоторые из своих картин, даже тамошним чиновникам пришлось признать случай Мунка «пограничным». С формальной точки зрения конфискация должна была затронуть только «декадентское немецкое искусство начиная с 1910 года», в то время как, скажем, портрет четырех сыновей доктора Линде был написан норвежцем, к тому же аж в 1903 году.

Скорее всего, в той истерической атмосфере, что царила вокруг «дегенеративного искусства» и подогревалась в том числе и самим Гитлером, ответственные за практическое проведение конфискации попросту опасались, что их усердие может показаться недостаточным. То же самое можно сказать и о верхушке партии. В то время между Геббельсом и «уполномоченным фюрера по наблюдению за духовным и мировоззренческим воспитанием» Альфредом Розенбергом шла борьба за власть, и в этих условиях не оставалось места для каких-то нюансов или оценки «нордического своеобразия» Мунка.

Зато этот вопрос интересовал людей в Любеке, издавна считавшемся «воротами в Скандинавию». Музею в итоге удалось вернуть три картины Мунка, в том числе «Портрет четырех сыновей доктора Линде», – правда, с условием, что они в ближайшее время не будут выставляться. Остальные картины были отправлены на продажу. Чтобы не провоцировать общественное мнение Норвегии, картины Мунка было решено продать при посредничестве фирмы Холста Халворсена в Осло, а не на международном аукционе, как другие.

Все это вызвало в Норвегии немало кривотолков. На протяжении летних месяцев 1937 года газеты выходили под характерными заголовками типа «Неужели Эдварда Мунка в Германии все-таки свергнут с трона?». Что же на самом деле происходило внутри закрытого немецкого общества, норвежцы плохо себе представляли. К примеру, один сочувствующий немцам читатель еще в ноябре 1937 года утверждал в газете, что слухи об изъятии картин Мунка являются враждебной пропагандой. Только через год стало окончательно ясно, что немецкие работы Мунка будут проданы.

Наконец из Берлина пришло своего рода объяснение – правда, не официальное: искусство Мунка в Германии вовсе не считается «дегенеративным», но в музеях не хватает места для произведений нового немецкого искусства – по этой-то причине и продаются работы современных зарубежных мастеров. А вот версия «Рабочих за уборкой снега» продаже не подлежит, потому что это дар Мунка немецкому государству в благодарность за организацию крупной выставки в 1927 году. О том, что эта картина осталась в Германии, теперь приходится только сожалеть – после войны она бесследно исчезла.

Вряд ли можно счесть объяснения немецкой стороны удовлетворительными, особенно в свете тех круглых сумм в валюте, которые принесла в казну продажа мунковских работ. При этом надо признать, что нацистская бюрократическая машина на свой кошмарный педантический лад работала безупречно. В декабре 1941 года, когда уже вовсю бушевала война с Советским Союзом, музею Любека была выплачена компенсация за конфискованные и проданные «дегенеративные» картины в размере 4360 марок.