Эдвард Мунк. Биография художника

Главное же состояло в том, что Макс Линде не испытывал ни малейших сомнений относительно масштабов дарования Мунка. Сразу после Рождества вышла его книга, претенциозно названная «Эдвард Мунк и искусство будущего»; в нее вошли репродукции двенадцати картин и графических работ, в том числе цветная репродукция «Мадонны»! Линде сравнивал прием, оказанный критикой Мунку, с бурей негодования, которую за тридцать лет до этого вызвало творчество Мане. Он писал, что победивший импрессионизм, несмотря на все свои достижения в области техники цвета и светотени, отнюдь не является «абсолютной формулой изобразительного искусства». Импрессионистическое увлечение поверхностной стороной изображаемого постепенно сменяется стремлением проникнуть в глубину вещей, – будь то «сумеречные состояния души» или глобальные вопросы человеческого бытия. Мунк, утверждал Линде, сознательно преодолевает ограничения традиционного искусства – он изображает «отвратительное» и тем самым вносит «диссонирующий аккорд удивительной силы».

Конечно, Линде был критиком-дилетантом, но этот дилетант – пусть интуитивно – как мало кто другой разбирался в современном искусстве. Его ясный и несколько безапелляционный анализ следует рассматривать с учетом времени написания книги: шел 1902 год, когда для большинства немецких ценителей искусства импрессионизм еще был радикальным и немного подозрительным заграничным новшеством.

На обложке книги мы видим фотографию усатого Мунка с гравировальной иглой в руках. Очевидно, он успел сбрить окладистую бороду «полярника», о которой говорил Кольман. (На другой фотографии, сделанной в то же время, но с другого ракурса, отчетливо видна повязка на левой руке художника.) Мунк одобрил книгу, хотя далеко не все в ней его устроило. Он послал ее Осе – это был своеобразный жест примирения в ответ на полученное от нее письмо с упреками по поводу высказываний Мунка насчет ее «насмешливого лица». Работу Линде заметили в кругах немецких ценителей искусства. Довольно скоро в Вене вышла хвалебная рецензия – как на книгу, так и на картины Мунка, – где предсказывалось, что в ближайшем времени Мунк превратится в одного из самых влиятельных художников в немецком искусстве.

А сам Мунк тем временем наконец-то снял две комнаты в Берлине, чтобы всерьез заняться живописью. В январе Кольману удалось организовать его выставку у известного торговца картинами Пауля Кассирера.

Здоровье Мунка, однако, оставляло желать лучшего. Он подхватил «грипп» – впрочем, он часто и не совсем обоснованно ставил себе такой диагноз. Но что очевидно – плохо обстояли дела с левой рукой. Рана воспалилась, пришлось обратиться к врачу. Несмотря на это, художник продолжал работу над гравюрами для папки Линде – вероятно, по фотоснимкам; фотоаппарат Мунк купил еще весной и с тех пор много фотографировал. Линде писал ему письма и с нетерпением ожидал результатов. В одном из этих писем он подшучивает над тревогами Кольмана по поводу Мунка, но на всякий случай просит: «Не пейте так много!»

В это же время пришло известие о продаже картины в Кристиании. Одной заботой стало меньше – те несколько сотен крон, что принесла сделка, тут же пошли семье.

Случилось и еще одно приятное событие. В самом конце драматичного 1902 года Мунк познакомился еще с одним энтузиастом-ганзейцем, который незамедлительно предложил художнику дружбу, понимание и финансовую поддержку.

Судья из Гамбурга

Густав Шифлер жил в Гамбурге, он был старше Макса Линде на пять лет, но в остальном между ними можно найти много общего. Шифлера, солидного буржуа, отца семейства, образованного человека (только, в отличие от Линде, юриста), горячо интересовало такое антибуржуазное явление, как новейшее изобразительное искусство. Однако налицо и два существенных различия. Семья Шифлера, служившего сначала окружным судьей, а потом председателем окружного суда, не славилась какими-либо художественными дарованиями. И он отнюдь не был богачом. Поэтому коллекционировал он не статуи Родена и полотна французских импрессионистов, а оттиски гравюр – в основном работы современных немецких художников.

Его отличали педантизм и терпение, достойные филателиста, и поистине безграничная работоспособность. Шифлер регистрировал и сортировал графические работы художников, отдельно помечая варианты и разные стадии развития одного и того же мотива; параллельно он накапливал знания о различных техниках гравирования. Постепенно он дошел до мысли о создании персональных каталогов. Помимо прочего, это привело к возникновению впечатляющей по масштабам переписки с художниками-современниками: в сохранившемся архиве Шифлера насчитывается около 10 000 писем.