Мне немного неловко вспоминать, как я гордился, когда впервые шел под этими мрачными сводами. Я был на десятки лет моложе этих людей из отдела техподдержки, а направлялся я в «склеп» позади них, куда они не имели доступа – и никогда не будут иметь. В то время мне не приходило в голову, что степень моего доступа означала неисправность в самой системе получения этого доступа. Государство попросту отказалось от целенаправленного менеджмента и продвижения своих талантов изнутри, потому что новая культура контрактов означала государственное невмешательство. Ярче любых других воспоминаний о моей карьере я помню этот путь позади комнаты технической поддержки ЦРУ, который стал для меня символом поколенческих и культурных сдвигов в разведсообществе. Я тоже был частью этого процесса – в той его части, где представители «старой школы», отчаявшись идти в ногу с технологиями, усвоить которые они не дали себе труда, приветствовали новую волну юных хакеров, разрешили им развиваться и иметь неограниченную власть над непревзойденной технологической системой государственного контроля.
Со временем я полюбил сотрудников отдела технической поддержки, которые были ко мне добры, великодушны и всегда признательны за готовность им помочь, даже если это не входило в мои обязанности. Я тоже, в свою очередь, многому у них научился – по мелочи, фрагментарно. Я узнал, как функционирует крупная организация за пределами Белтвея. Некоторые из этих сотрудников на самом деле работали за рубежом – когда-то давным-давно, как те агенты, которых они теперь консультировали по телефону. А те, в свою очередь, тоже рано или поздно вернутся обратно в Штаты, не всегда сохранив семьи, и их тоже направят в комнату поддержки – так как им не хватит компьютерных навыков, требуемых для конкурентоспособности в агентстве, что все больше фокусируется на расширении технических возможностей.
Я гордился тем, что завоевал уважение представителей «старой школы», но мне часто бывало неловко за многих членов моей команды, которые снисходительно жалели и даже потешались над этими блестящими и преданными делу людьми. Эти мужчины и женщины за небольшую плату и очень небольшую славу отдали агентству свои лучшие годы – часто в негостеприимных и даже откровенно опасных местах за пределами страны, – а итогом этой жизни стала работа отвечать на телефонные звонки в пустом и гулком холле.
После нескольких недель знакомства с системами в дневную смену я перешел на ночную работу – с шести часов вечера до шести утра, когда комнату поддержки заполняли украдкой дремавшие работники из бригады сокращенной численности, а вся остальная часть здания выглядела как вымершая.
По ночам, примерно между 22:00 и 4:00 утра, в здании ЦРУ пусто и безжизненно, в просторном, посещаемом видениями комплексе витает постапокалиптический дух. Все эскалаторы выключены, и мне приходилось ходить по ним, как по обычным лестницам. Половина лифтов еще работает, и их треньканье, едва различимое днем в рабочей суете, теперь звучит как тревожный сигнал. Бывшие директора ЦРУ взирают со своих портретов, а геральдические орланы выглядят не как изваяния, но как настоящие хищные птицы, терпеливо подстерегающие добычу. Как красно-бело-синие привидения, вздымаются волнами государственные флаги. Агентство только что ввело новую экологичную энергосберегающую политику и установило сенсорное верхнее освещение: коридоры перед тобой окутаны тьмой, но при твоем приближении свет зажигается, так что кажется, что за тобой следят, а звук твоих шагов отдается бесконечным эхом.
По двенадцать часов три ночи подряд с двумя выходными я сидел в безопасном офисе позади отдела техподдержки, среди двадцати письменных столов с двумя или тремя терминалами на каждом. Терминалы были закреплены за сисадминами, которые обеспечивали работу глобальной сети ЦРУ. Независимо от того, насколько заманчиво это звучит, сама работа была относительно банальной и вкратце может быть описана как «ожидание возможной катастрофы». Если возникала проблема, решить ее было не очень трудно. В момент сбоя я пытался войти в систему, чтобы удаленно устранить неисправность. Если не получалось, тогда я должен был физически сойти в Центр обработки и хранения данных, спрятанный этажом ниже, под моим отделом в Новом здании штаб-квартиры, – или пройти по жутковатому, длиной в целую милю туннелю в Центр обработки и хранения данных Старого здания – и там возиться с оборудованием.