Ее худший кошмар

— Черт! — пробормотал он, натягивая пару латексных перчаток, которые предусмотрительно захватил с собой. В бумажнике нашлось около двадцати долларов и банковская карта. Кроме денег, на дне сумочки лежала дешевая бижутерия, губная помада, расческа, несколько купонов на скидки, целая горсть презервативов и записная книжка, заполненная мужскими именами. Майк, Джон, Билл, Большой Джим, Тим. Около тридцати таких имен, и к каждому имелась приписка: «Смешные 3 … Крепкие 5 … Жалкие 4 … Возможно, 3.5 … Прилично — 6».

Что это?

Возможно, он понял бы, не будь подобных записей такое множество. Но последние три месяца были заполнены одним и тем же. Почти каждый день имелась по крайней мере одна запись, а в некоторые дни — целых пять или шесть. Некоторые имена повторялись, не слишком часто и без какой-либо закономерности. Амарок все еще гадал, что фиксировала Даниэль в своем дневнике, как вдруг под одним мужским именем ему бросилась в глаза подпись: «Целых 8 дюймов!!!»

Восклицательные знаки и презервативы — и все тотчас стало ясно.

* * *

Хьюго был молчаливее, чем обычно. Он сидел по другую сторону стеклянной перегородки и барабанил по столу, как будто слушал музыку, звучавшую у него в голове.

— Хьюго? — обратилась к нему Эвелин. — Вы будете мне отвечать?

Ритмичное постукивание прекратилось.

— Я же пытался вам сказать.

— Что именно?

Он бросил взгляд на камеру и ничего не ответил.

— Вы больше не хотите мне помогать?

Хьюго внезапно вскочил — с такой быстротой, что стул, на котором он сидел, упал, — и, прежде чем подойти к стеклянной перегородке, бросил на Эвелин сердитый взгляд.

— Как я могу вам помочь, если вы мне не доверяете?

Но как можно доверять тому, кто убил пятнадцать женщин? Просто смешно, но его раздражала неспособность Эвелин забыть этот факт. Впрочем, это так типично для психопатов — считать свои прошлые преступления не заслуживающей внимания мелочью, а ужас окружающих перед ними — неоправданным преувеличением. Они с легкостью прощают себе совершенное ими убийство, как обычные люди, не задумываясь, прощают собственную невнимательность к друзьям. А еще они обожают выставлять себя в роли мучеников.

Эвелин не могла забыть запись беседы с Дианой Даунз, психопаткой, убившей троих своих маленьких детей только потому, что те были для нее помехой в очередном любовном приключении. Когда же ей задали вопрос о погибших детях, она сказала, что они еще «счастливчики» по сравнению с ней, ведь она терпела такую адскую боль от огнестрельной раны в руку, которую сама себе нанесла.

— Вы должны понимать, что я не могу никому доверять, — ответила Эвелин. — И вы знаете почему.

— В таком случае мне лучше вернуться в камеру. — Он направился к двери, ожидая, что встретит там охранников, которые привели его сюда, но Эвелин его остановила:

— Вы знали Лоррейн, Хьюго?

Он оглянулся, и его брови сошлись в одну прямую линию.

— Конечно знал. Она работала на кухне. Я видел ее практически каждый день. А как вы думаете, почему я так расстроен? Или вы считаете, что я совсем бесчувственный? Что мне наплевать, что она погибла? Она была очень добрая. Добрее почти всех вокруг.

Эвелин знала: он не способен на сочувствие к окружающим, поэтому его слова стали для нее неожиданностью. Его горе казалось абсолютно искренним. Хотя психопаты имеют чисто умозрительное представление об эмоциях — и даже порой умеют подражать чувствам других людей, из-за чего бывает трудно диагностировать их специфическую эмоциональную холодность, — они часто пытаются вызвать в себе нормальную реакцию на некоторые стимулы. Порой, рассказывая о своих прошлых преступлениях, они смеются и становятся серьезными, только когда их слушатель намекает им на недостойный характер их поведения. Или же начинают с того, что якобы сожалеют или раскаиваются в совершенном, и тут же усмехаются, вспоминая «дурацкое» выражение лица своей жертвы. Как бы сложно ни было это понять и принять обычному человеку, но множество исследований подтверждает практически полное отсутствие у психопатов способности к эмпатии. Эвелин сама проводила подобные исследования. Истинные психопаты настолько эгоцентричны, что единственное горе, которое они способны испытать, — это горе из-за утраты чего-то, им принадлежащего.

Не исключено, это имело место и сейчас. Вероятно, Хьюго понимал, что Лоррейн удалось сделать Ганноверский дом более уютным и приятным местом. Или же он просто ненавидел ее убийцу и боялся проиграть в сравнении с ним. Не способные на настоящую любовь и сострадание, психопаты нередко пытаются доказать свое превосходство над другими, стремятся всегда и во всем быть победителями.

— Лоррейн была моим другом, — сказал он.

Эвелин не ответила, что страшно его разозлило.

— Вы что, так и будете молчать?

— Я думаю.

Думала же она о том, продолжать ли ей или прекратить их разговор. Ее силы и терпение были на исходе. Хьюго, которого она числила среди своих любимцев, несмотря на неприятный характер их первой встречи, внезапно показался ей не лучше всех остальных, гораздо менее привлекательных пациентов.