Он прав, так оно и есть. Для этого он должен иметь право на условно-досрочное освобождение и лично просить администрацию предпринять по отношению к нему столь радикальные меры. Выбор всегда был за самим заключенным. Пока что во вверенном ей учреждении еще никто не решился на этот шаг. Однако Эвелин не собиралась делать эту процедуру необязательной.
— И кому вы пожалуетесь? Это здесь-то? — спросила она.
Ее вопрос стер с его лица последние следы ухмылки. Ага, похоже, она напугала его, с удовлетворением отметила Эвелин. Раньше она никогда не применяла к своим пациентам такой подход. Однако после разговора с Хьюго она ощущала себя сбитой с толку и уставшей. Впервые с момента ее приезда в Ганноверский дом ей показалось, что контроль за ее детищем ускользает из ее рук — не слишком приятный знак.
Кроме того, апеллировать к душевным струнам Гарзы бесполезно. Это никогда не сработает. Хотя бы потому, что таковых — судя по тому, что она читала о нем, — просто не было. Может, испробовать новый подход? Попытаться сыграть на его злобе и высокомерии? Психопатам свойственна завышенная самооценка. В собственных глазах они не такие, как все, — особая, избранная каста. Эвелин хотелось бросить вызов самомнению Гарзы.
— Да, только не в этой дыре, — сказал он.
— Именно — поддакнула Эвелин. — И как вам ощущение собственного бессилия?
Гарза хищно прищурился.
— Я вижу, куда вы клоните. Вы пытаетесь показать мне, через что проходит жертва. Но я не бессилен. Вам со мной ничего не сделать. У вас ничего не выйдет. У меня есть права. Меня охраняет конституция!
Эвелин посмотрела на свои ногти.
— Может быть, но пока я готова отвечать за последствия, у меня есть такой же самый выбор, как и у вас, когда вы убивали этих женщин. Если у меня будет такая возможность, я могу сделать все, что угодно. А поскольку я начальница этого заведения, такие возможности у меня есть. Единственный вопрос в том, накажут ли меня потом за это или нет, — сказала она ему и подмигнула. — И, честно говоря, я бы сочла вашу кастрацию общественным благом, ради чего я готова даже пойти на риск.
— Это вы пытаетесь отыграться на мне за то, что сделал с вами тот парень. Только и всего.
— Может быть и так. У нас у всех свои странности, вещи, в которых мы заходим слишком далеко. Мои состоят в том, чтобы оградить невинных от хищников вроде вас.
— Но я никого даже пальцем не тронул. — Это заявление он, похоже, делал уже не раз.
— В таком случае какое, однако, странное совпадение, что все три ваши жены погибли одинаковым образом.
Гарза пожал плечами.
— Некоторым людям просто не везет, сдается мне.
— Одна из ваших жен не сгорела в постели. Что стало с… — Эвелин сверилась с блокнотом, хотя, если честно, в том не было необходимости, — с Кортни Лофленд?
— Ничего. Мы поженились. Затем я стал трахать ее соседку, и все пошло наперекосяк.
— Но ей удалось избежать смерти. Почему? Она оказалась умнее вас?
— Она не курила, — по идее это была шутка, но даже сам Гарза не рассмеялся.
— Вы до сих пор поддерживаете с ней контакт?
— Только не вмешивайте ее в это дело, — процедил сквозь зубы Гарза. — Я отказываюсь обсуждать Кортни.
Ага, четвертая жена — его больное место, отметила про себя Эвелин.
— Тогда давайте поговорим о других.
Изобразив скуку, Гарза плюхнулся на стул и небрежно развалился на нем.
— Кто эти другие?
— Женщины, которых вы изнасиловали и убили, после чего придали им эротические позы.
Гарза растерянно заморгал.
— Так вот вы о чем? Вы притащили мою задницу сюда лишь затем, чтобы выбить из меня признание, что я — Порнохудожник? — Гарза опустил голову и с такой силой ее поскреб, что Эвелин испугалась, что он расцарапает себя до крови. Впрочем, препятствовать этому она не стала, будучи уверенной в том, что он делает это нарочно, с расчетом — чтобы вызвать у нее жалость или вывести ее из себя. По сравнению с тем, что он вытворял, прежде чем попал за решетку, это сущие пустяки. И Эвелин сделала вид, что ничего не замечает.
— Вы только зря потратили время, — сказал он, когда наконец поднял голову.
— Я вовсе не собираюсь вырывать у вас признание.
Он встал, звякнув цепями, и, словно пантера в клетке, принялся кружить по комнате.
— У вас отсутствует человеческое сострадание, вы отказываетесь дать несчастным семьям душевный покой, который они заслужили, — пояснила Эвелин поверх звяканья цепей. — Я прекрасно это вижу. Но я хочу, чтобы вы с самого начала знали: вам меня не провести. Я отдаю себе отчет в том, кто вы такой. Я знаю, что вы сделали, даже если вы сами пытаетесь это отрицать. Поэтому не вижу для вас смысла упорствовать в вашей лжи.
Гарза подошел к стеклянной перегородке и оскалился на нее.
— В таком случае, может, вы скажете, что я сделаю с вами?