Эвелин получила эту информацию ближе к вечеру. У нее тотчас отлегло от души. Впрочем, это вовсе не значило, что все ее проблемы были решены. Наоборот, сейчас, когда было уже поздно и она осталась наедине со своими мыслями, они подобрались еще ближе. Но по крайней мере она задержалась на работе дольше остальных врачей. После того, что сделал Фицпатрик — заявился к Феррису и отметил ее просьбу о встрече с Энтони Гарзой, — ради защиты собственных интересов Эвелин стала приходить на работу раньше и уходить с нее позже.
Хотя с момента их не слишком теплой встречи в ее кабинете она дважды столкнулась с Фицпатриком в коридоре, они избегали встречаться взглядами. Даже не кивнули друг другу. Впрочем, Эвелин была даже рада, что он не заговорил с ней. Прежде чем состоится их следующий разговор, пусть даже примирительный, ей нужно вычислить, кто же подписал от ее имени приказ о переводе Гарзы из одиночной камеры. Она должна точно знать, каково ее положение, чтобы не пасть жертвой собственного гнева или страха, ибо именно по причине гнева или страха она наговорила лишнего. В иные моменты она бывала в ужасе от своих сомнений в Фицпатрике, более того, считала своим долгом перед ним извиниться.
Обвинить известного психиатра в том, что он убил двух человек — это не мелочь. Увы… были и иные моменты. Моменты, когда ей казалось, что Хьюго мог сказать ей правду. У Фицпатрика был свободный доступ ко всем документам. Он был хорошо знаком с ее подписью. Да и кто кроме него решился бы на столь дерзкий поступок? Впрочем, были и надзиратели, которые надеялись сохранить работу, напомнила себе Эвелин. Она и Феррис вели свое расследование так тихо, что Сноуден, Дугалл и другие тюремные служащие из списка Даниэль даже не догадывались, что ей известно об их «подвигах».
С другой стороны, все слышали, что Даниэль пропала. Если им было известно про маленький черный блокнот, то они наверняка понимали, что им грозит, если тот будет найден. И все же слова Хьюго, которые тот прошептал ей на ухо, прозвучали на редкость убедительно. Кто знает, вдруг Фицпатрик и впрямь представляет для нее опасность?
Настораживало и поведение Фицпатрика уже после того, как Гарза пырнул Хьюго. Все как будто говорило за то, что ему лучше не доверять. Ведь кто как не он вознамерился прибрать к рукам контроль над Ганноверским домом? Кто как не он пытался выкручивать ей руки? Делал ли он это лишь потому, что, по его мнению, она была не в состоянии продолжать исследования, или же с его стороны это была тщательно продуманная месть за то, что она его отвергла? Трудно сказать.
Зазвонил телефон. Эвелин не стала брать трубку — пусть сработает автоответчик. Тем более что коммутатор уже перенаправил входящий звонок, Утром придет Пенни и прослушает все поступившие сообщения. Если же звонок внутренний, если она нужна кому-то из коллег, например, вдруг Гарза снова решил показать свой характер, то для таких случаев есть рация.
Но затем она подумала: а вдруг это Гленн Уиткомб? Она уже говорила с ним раньше, попросила выяснить, что можно, насчет поддельного приказа. Вдруг он услышал какой-нибудь слух или разговоры других надзирателей — про Фицпатрика или кого-то еще. Гленн пообещал ей сделать все, что в его силах.
А еще ей мог звонить Амарок, чтобы узнать, почему она еще не дома. С ним она тоже уже коротко переговорила, еще в три часа дня. Амарок задал ей несколько дополнительных вопросов о Лоррейн и ее привычках. Он все еще был занят поисками остальных частей тела. Но потом его прервали, и ему срочно понадобилось куда-то уехать. Эвелин так и не успела рассказать ему про то, что Гарза пырнул Хьюго.
Телефон звонил уже в четвертый раз. Собрав остатки мужества — на тот случай, что это не Гленн и не Амарок, а Фицпатрик, который хочет поговорить с ней по душам, — она взяла трубку. Она ожидала, что кто-то из ее коллег просит разрешения на встречу или на телефонный звонок. Так они обычно улаживали свои разногласия, пусть даже пустяковые.
Голос на том конце линии не принадлежал ни сержанту, ни Гленну, ни кому-то из коллег.
— Я только что слышала новость! — воскликнула ее мать. — С тобой все в порядке?
Эвелин поморщилась. Этот разговор ей нужен меньше всего — общения с матерью ей еще не хватало! Она не была уверена, что не сорвется на крики или на рыдания.
— Да, со мной все в порядке.
— Почему ты не позвонила? Ты ведь знаешь, что мы будем волноваться!
— Отец рядом с тобой?
— Конечно! Где еще ему быть.
— Привет, дорогая! — послышался на заднем фоне знакомый голос. Отец всегда приветствовал ее этими словами, но сегодня они прозвучали слегка натянуто. Похоже, Грант был расстроен не меньше матери.
— Он обижен, почему ты не позвонила нам, — продолжила мать.
Неужели им непонятно? Ей не хотелось их расстраивать. Они бы точно стали упрашивать ее махнуть рукой на Ганноверский дом и вернуться домой. Ведь буквально несколько недель назад у них уже вышла размолвка. Тогда она заявила им, что, если они не в состоянии принять ее жизненный выбор, она не станет поддерживать с ними близких отношений.