— Подобными письменами было впервые изложено учение Мухаммеда. Оттого они весьма почитаются, — пояснил араб. — Мы пользуемся таким причудливым написанием букв, чтобы украшать наши книги... подобно тому, как христианский монах может использовать изображение цветов, птиц и зверей. Ислам не позволяет применять такие символы. Все, что создал Аллах, совершенно, и слуги его не должны пытаться соперничать с ним.
Иден полагала, что в его словах есть правота. Однако ей хотелось бы видеть привычные изображения животных и людей среди рукописных арабесок и алфавитов, попадавшихся ей в Дамаске.
— Какой смысл, например, для меня пытаться передать вашу красоту на холодном пергаменте... когда я могу наслаждаться ею воочию?
Его рука опустилась поверх ее на яркую страницу, и она на мгновение затаила дыхание.
— Вам следует благодарить Аллаха за подобную красоту... как я уже делаю за вас...
Она чувствовала на щеке его дыхание, теплое и сладкое. Близость его порождала ощущения, которые она поспешила с презрением подавить, и тут же быстро отодвинулась от него, сохранив на лице любезную улыбку.
Заметив, как колыхнулась ее грудь, Аль-Акхис про себя улыбнулся.
Это произойдет сегодня.
После полудня он предложил устроить состязание в поло на зеленой лужайке со специально подстриженной травой, скрытой в небольшой рощице на равнине. Сам он не собирался участвовать в игре, пригласив лишь самых искусных игроков, как раз столько, чтобы составить две команды. Несколько женщин в компании были наложницами, и они либо отправятся наблюдать за игрой своих любовников, либо останутся в садах, сплетничая и угощаясь чаем из ромашки. Так что никто не должен был потревожить Аль-Акхиса в его покоях.
Оставался Эль-Кадил, который, как ни удивительно, не пожелал смотреть поло.
— Я видел игру вчера в городе, — виновато пояснил он. И затем застенчиво сказал: — Я слыхал, что у вас имеется знаменитый трактат Марди ибн Али о военных машинах. Я был бы вашим вечным должником, если бы...
Аль-Акхис поклонился и по-отечески погладил мальчика по голове:
— Разумеется! Я и сам намеревался показать вам его. У меня есть еще перевод Шах-Намэ, если вы пообещаете не обращать внимания на нападки в нем против арабов.
Знаменитый персидский шедевр был проникнут иранским духом, но содержал множество героических мифов и легенд, которые могли увлечь мальчика на долгие часы. Они оставили его склонившимся над одним из рисунков Марди, изображавшим замечательный щит, который был еще и луком. Эль-Кадил раздумывал, известно ли его отцу о таком.
— Пойдемте со мной, — сказал Аль-Акхис Иден, удостоверившись, что у Эль-Кадила есть все, что он пожелает. — В моем дворце много сокровищ.
Он вел ее из комнаты в комнату, превосходящих одна другую совершенством, пока цвета и формы не смешались и голова ее не закружилась от пресыщения роскошью. Она видела блестящие изразцы, замечательную глазурованную керамику, великолепные драпировки, комнату, полную неизвестных музыкальных инструментов, скульптуры из Византии, резьбу из Кашмира.
— Ваш дворец богаче, чем у султана, — с изумлением заметила она, когда они наконец присели отдохнуть в прохладной комнате, затянутой зеленым шелком.
— Султан раздал бы все, что имеет, если бы ему не препятствовала Аль-Хатун, — пожал плечами советник, ставя вино на низкий эбеновый стол, пододвинутый к бархатному дивану, где устроилась Иден. — Говорят, что владыка Юсуф редко ездит на лошади, которая уже не обещана кому-то. Если он и ценит что-нибудь в этом мире, так это чистоту своей крови, а значит, как вы понимаете, мало заботится об имуществе.
— Зато вы весьма цените свое достояние?
Иден неторопливыми глотками пила предложенное розовое вино. Оно было приправлено травой, аромат которой показался Иден знакомым.
— Я люблю красивые вещи, это не запрещено.
— А ценит ли красоту султан?
— Он находит ее в вещах, воспринимаемых рассудком: в музыке, в беседе с ученым человеком, в написанном слове, среди звезд. Мой повелитель Юсуф — человек редкого и возвышенного ума.
— Тогда он должен испытывать разочарование, зная о пристрастиях своего подданного, — предположила Иден, гадая, почему она настолько беззаботна, что получает удовольствие от насмешек над утонченным арабом.
— Он не одобряет излишнюю роскошь, — признал Аль-Акхис с печальной улыбкой. — Боюсь, увидав мой дворец, он посоветует отдать бедным все, что я имею, для спасения моей души.
Иден нашла эту маленькую шутку необычайно удачной и неожиданно для себя громко рассмеялась. Сегодняшний день начал вдруг казаться удивительно приятным.
Аль-Акхис тоже засмеялся — со странным удовольствием.
— Когда отдохнете, вы должны будете поиграть мне на уде. Моя госпожа говорит, что у вас это отлично получается.
Она уже достаточно хорошо овладела этим похожим на лютню инструментом и была даже счастлива исполнить его просьбу.
— Спойте мне песню вашей родной земли. Если можно, любовную.
Избегая его теплых возбуждающих глаз, она коснулась струн, проверяя их звучание, и запела печальную балладу Гайо де Дижона: