Ее превосходительство адмирал Браге

Однако начиналось все не так уж просто. Ара нашла Лену на танцах в Рисовой Пади. Кто-то подсказал, вот она и пошла на большой танцпол в городском парке. Играл диксиленд из дружественного Техаса, и народу собралось достаточно много. Теплый вечер, запах цветов и горячий джаз, а в буфете холодное пиво и крепкий алкоголь, так что люди расслаблялись вовсю. Неудивительно поэтому, что Лену Ара нашла в объятиях какого-то здоровенного воентехника, и дело шло, учитывая дислокацию парочки — они обжимались в темном углу за кустами, — к очевидной развязке, но мичман сломала воентехнику все планы.

— Тысяча извинений, господа офицеры! — сказала она, подойдя к разгоряченным любовникам едва ли не вплотную, иначе они бы ее просто не услышали. — Гардемарин Жихарева, будьте любезны, на два слова. Срочно и очень важно.

Лена отлепилась от своего кавалера. Подтянула спущенные до бедер брюки, застегнула и оправила тужурку.

— Извини, Ара!

— Дело житейское! — отмахнулась Ара. — Это ты меня прости! Но выхода нет, мне твой ответ нужен сегодня, буквально сейчас.

— Какой ответ? — не поняла Жихарева.

— Ну, как тогда, — улыбнулась Ара. — Мне предложили торпедоносец, и, если хочешь, приглашаю тебя к себе вторым номером.

— Меня? — опешила Лена. — После всего?

— После чего? — теперь уже Ара перестала понимать свою собеседницу.

— Ну, я… — И она вдруг заплакала. Крупная красивая девушка гардемарин с двумя боевыми орденами на выразительной полной груди.

— Ты что, Лена? Что стряслось? — насторожилась Ара.

Иди знай, что там у Ленки могло произойти. Могла триппер подхватить, а могла и залететь. Дело житейское. Или в штабе с кем поцапалась. Спокойная-то она спокойная, но скандал может устроить любой.

— Я… я нахлебница! — выпалила сквозь слезы девушка. — Внеочередное звание, два ордена… А что я сделала-то? Мораль тебе в лесу читала… Трупов испугалась…

— Дура! — остановила Ара этот «поток самобичеваний». Она уже поняла, откуда ветер дует. Они же обе после награждения ходили именинницами, но, у Лены, по-видимому, были серьезные сомнения относительно заслуженности упавших на нее прямо с неба наград.

— Значит, так! Никакая ты не нахлебница! Ты в атаку на крейсер шла со мной и от страха в истерике не билась, а готовила торпеду. Я рулила, но целилась-то ты! И штурмовик ты подбила.

— Но добила-то его ты!

— Ну, на то мы и экипаж, чтобы работать вместе. Вот мы его и сработали. А с ниппонцами… Ты это близко к сердцу не бери. Ты, Лена, девушка городская. На охоту, как я, с шести лет не ходила, мертвых оленей и медведей не видела, туши кабанов не разделывала. И стрелять тебя так, как учили меня, никто не учил. Мы же авиаторы, а не кирза. В обычной жизни чужих трупов не видим. Так что прекрати истерику! Все твои награды получены за дело. Поэтому начальство и согласилось разрешить тебе летать. Но тут уж от тебя зависит. Хочешь, будем летать вместе. Не хочешь, имеешь право. Ты только на третий курс перешла, молодая еще…

— То есть, ты на меня не сердишься? — удивилась сквозь слезы девушка-гардемарин.

— Ничуть.

— Тогда я за! Спасибо тебе, Ара! Ты лучшая!

Так они снова стали летать вместе. И вот, что удивительно, тот выбор, который Ара сделала практически мгновенно перед атакой на ниппонский крейсер, оказался безошибочным. Слетались практически сразу и класс набирали куда быстрее, чем другие пары. Командир — ее собственный муж, между прочим, исполнявший обязанности начальника группы торпедоносцев, — только руками разводил:

— Просто чудеса какие-то! Такой слетанности за неделю тренировок и от опытных-то экипажей не дождешься!

А через две недели они составляли уже крепко слетанный экипаж, и результаты по бомбометанию и стрельбе по конусу были у них значительно выше среднего. Немного смущало отсутствие опыта в торпедировании. За плечами у девушек были лишь тренажеры Академии, да единственный, — пусть и сверхрезультативный, — вылет. И как оно получится, когда придется снова бросать «сулицу» в цель, не знал никто. Оставалось надеяться на лучшее и оттачивать умение заходить на цель и держать ее в прицеле до самого конца.

***