Кроме них двоих уже ничего не существовало.
Из постели выбираться не хотелось, да и принц настроен был на негу. После любви они еще нежничали, переговариваясь о малозначительном и вместе с тем, важном.
— Дитмор! Где ты?
Отдаленный мужской голос где-то за дверью показался таким чужеродным. Словно само существование других людей в этом мире и в этом замке было чем-то неожиданным.
Дориана в испуге натянула одеяло.
— Это мой дядя, — Дитмор старался говорить спокойно.
Спрыгнув с кровати, подошел к двери, приоткрыл, высунул голову в коридор. Шаги на лестнице. Скоро Лидмор будет совсем рядом.
— Подожди, сейчас буду! — крикнул кронпринц.
Накинул крючок изнутри, поспешно собрался. Дори смотрела на него с отчаянием. Дитмор понял, что она осознает произошедшее. Бедная девочка. Он первый ее мужчина, и не женится на ней. Сложно такое принять.
— Я вернусь, — он послал ей воздушный поцелуй, — запри за мной.
Лидмор ждал его внизу. И внешний вид племянника говорил, должно быть, сам за себя. Дитмор представил, как смотрится со стороны. Мятая одежда в беспорядке, как попало надета, некоторые пуговицы не в своих петлях. Всегда безупречно причесанные волосы растрепаны, губы, должно быть, опухшие. Глаза блестят лихорадочно, да и запах… Оборотню нескольких секунд хватит понять, чем он занимался незадолго до встречи.
— Дитмор! — дядя был ошарашен. — Я говорил твоему отцу, что должно быть ты в предсвадебной горячке. Но такое?! У тебя ведь невеста. Истинная. Неужели ты смог…
— Смог, — кивнул Дитмор.
— Кто она? — рявкнул советник. И глаза его стали кошачьими, злобными. Того гляди, кинется на племянника с кулаками. Или даже клыки да когти выпустит. Драки тигриной тут еще не хватало.
— Та, рядом с которой мое тело превращается в инструмент, и она играет на каждой его струне. Извлекая самую дивную в моей жизни мелодию.
— Что с тобой, Дитмор? Ты говоришь, как восторженная девчонка! — Лидмор в удивлении смотрел на принца, который налил в стакан воды из графина и жадно отпил.
— Я влюблен, Лидмор, не стану отрицать. Ты и так все понял.
— Да, прятаться было бы глупо, — кивнул недовольный дядя, — от тебя за половину замка прет похотью.
— Это не похоть! — Дитмор резко поставил стакан. — Нечто большее. Похоже на дар небес.
— Опомнись! — в ужасе закричал Лидмор. — Ты ставишь под угрозу жизнь всего королевства! Знаешь ли ты, что в Меелинге начались чудеса? Ожили великие кристаллы в храме. Прибыли воды Мелины. А сегодня утром сразу несколько человек явились ко двору и заявили, что чувствуют в себе течение магии. Твои родители готовы на руках носить Золиданну. А ты… кувыркаешься в постели с блудной девкой.
Дитмор глухо зарычал, не в силах слышать оскорбления в адрес Дорианы.
— Я все понимаю, Дит, — продолжал дядя, — до женитьбы хочется нагуляться, выпустить пар. Тем более если невеста не согласна нарушать приличия. Но свадьба совсем скоро. Ты должен как можно скорее порвать со своей зазнобой и прийти к консумации чистым. Что же я вижу? Ты влюбился! Уверен?
— Уверен, — твердо сказал кронпринц, — и считаю, что совет должен пересмотреть определение истинности. Возможно, мы допустили ошибку и До… моя любимая женщина и есть истинная.
Кронпринц увидел, как приподнялась верхняя губа дяди, проступили крупные звериные клыки.
— Не смей подвергать сомнению нашу магическую церемонию! — прорычал Лидмор. — Это ты не можешь удержать свой огонь в штанах, а не мы ошиблись. Ты знаешь, я всегда твоим союзником был. Поддерживал во всем. Перед родителями защищал. Но сейчас ты зашел слишком далеко. Избавься от девчонки. Твой брак с предреченной — государственное дело. Меелинги не могут себе такого преступного легкомыслия позволить.
— То есть, ты настаиваешь, что не может быть другой избранной? — надтреснутым голосом спросил Дитмор.
— Настаиваю. Я проверил метку Золиданны сам. И своим магическим познаниям я доверяю. Кроме того, рядом был Холумер, чернокнижник. А потом и остальные советники признали, что все соблюдено как надо. Да и то, как старая меелинга…
— Она могла расцвести не из-за Золиданны, — перебил дядю Дитмор. Но звучало это уже не так убежденно. Разве могут все ошибаться, и лишь он один оказаться правым, просто потому, что ему того безумно хочется?
— Я разочарован, племянник, — сухо и отрывисто сказал Лидмор, — но ничего не скажу отцу, если ты сегодня завершишь свои дела с потаскухой и завтра явишься во дворец.
Дитмор молнией кинулся на дядю, подхватил за грудки, приподнял от пола, в бешенстве пророкотал:
— Не смей так ее называть!
Скулы на лице Лидмора резко проявились, словно выпрыгнули, моментально начиная покрываться рыжей щетиной. Глаза позеленели, зрачок вытянулся в вертикаль. Из кончиков пальцев выскочили острые, как ножи, когти.
Все это продолжалось менее минуты, но советник сумел совладать с охватившей его яростью.
— Отпусти, недоносок!
Сказано это было так повелительно, что Дитмор подчинился.
— Ты и сам понимаешь, что я прав. Твоя любовь преступна и ставит под угрозу все, чем мы дорожим. Жду тебя завтра во дворце. И не забудь помыться.