Самое неприятное случилось, когда стемнело.
— Елена Владимировна! Собирайте штаб! — хриплый от волнения голос Борисика сразу насторожил учительницу.
— Что случилось?
— Мы заблудились. Бейте меня, я компас потерял! — чёрные глаза штурмана отчаянно сверкали. — Наугад вёл отряд, показалось, деревня рядом…
— Ну, ты даёшь! Что теперь делать будем? — плотная коренастая фигура Игоря придвинулась почти вплотную к виновному. — Сразу надо было сказать, атаман.("Страшен, конечно, не сам факт, жильё не может быть далеко. Но где ночевать? Зря я доверилась мальчишкам, надо было самой идти впереди. Но так никогда не приучишь к самостоятельности.")
— Люди устали, мы не продержимся до утра, — упавшим голосом сказал штурман. Чёрная грива его волос, взлохмаченная пятернёй, матово поблескивала при свете фонариков.
— Парни понесут все рюкзаки, — командир группы настаивал на продолжении пути. — Ничего страшного. К утру всё равно к селению выйдем.
— Ты не понимаешь! Сам железный, думаешь, все такие! — Лизонька укоризненно поглядела на Женю, добавила. — Девчонки не в силах ноги предвигать. А холод какой! Смеёшься, всю ночь идти? Давайте, костёр до неба сделаем и остановимся. В палатке хоть ветра нет.
— Сказала! Где ты видела палатку? Мы не собирались плутать, — холодные серые глаза командира сверлили несчастного Борисика.
— Ах, так мы и без палатки? Застынем же! — голос Лизоньки дрогнул.
Действительно, мороз пробирал до костей. Ночь ледяными звёздами глядела на ребят, мороз гнал вперёд. Все посмотрели на Елену Владимировну.
— Ясно, останавливаться нельзя. Надо идти всю ночь. А девочки — что ж, не без трудностей. Сами хотели необычного, — голос педагога был строгим и властным, как на самых серьёзных сочинениях, и никому не хотелось возражать.
Отряд двинулся в путь, довольно быстро нашли лесовозную дорогу, но никто не радовался, все знали, что чаще всего они расположены по кругу. Светил холодный месяц, всё вокруг было голубовато-мертвенным, как в балладах Жуковского, дорога, казалось, уводила вникуда.
Вдруг совсем рядом, в небольшом перелеске, раздался странный треск, и внезапно отряд попал в полосу яркого света. От неожиданности все замерли, отпрянув в сторону. Оказалось, у колхозного тракториста в поле обнаружились неполадки в моторе. Зато теперь он торжественно провозглашался спасителем туристов. Наконец отряд шёл в нужном направлении.
— У меня такое ощущение, будто нас ведут на расстрел, — заявляет известная фантазёрка Лизонька. — Смотрите, как убийственно светят нам в спину фары трактора! Как жутко он рычит!
— Выдумываешь! Сами же просили тракториста освещать нам дорогу. А шум мотора скорее напоминает уборку урожая, — возражает реалистка Томочка.
— Нет. И есть очень хочется, и замёрзли до посинения, и идём неизвестно, куда. — закутанная в платок Наташа печально тянет слова. — Чётко Лиза сказала, мороз по коже, когда в двух шагах за спиной рычит и светит эта громадина.
Все включились в разговор, поднялся шум, зазвенел смех. Елена Владимировна с облегчением подумала, что беда миновала.
Переночевав в клубе, все отправились в деревню на поиски старожилов. К обеду выяснилось, что самые знающие краеведы — словоохотливые старушки. Они не только рассказали о своём детстве, далёкой дореволюционной поре, но и одарили туристов такой домашней утварью, что позавидовал бы любой этнографический музей.
После обеда все отдыхали.
— Личное время! Личное время! — приплясывая, напевала Наташа и знаками призывала Елену Владимировну обратить внимание на Женю. Туристы занялись своими делами: кто чинил одежду, кто слушал транзистор, а девочки, собравшись плотной стайкой, шопотом обсуждали какой-то секретный вопрос. Женя, как всегда, собранный, аккуратный, сидел возле отлично уложенного рюкзака, уставясь в одну точку, механически постукивал складным ножичком по лавке.("Почему ему плохо? Нелады с Лизой? Игорь нарушил общее спокойствие? Роковой треугольник? Как помочь им?")
Елена Владимировна подошла к сумрачно взглянувшего на неё Жене, легонько провела рукой по рукаву куртки:
— Прогуляемся?
На улице паренёк протянул женщине довольно мятый листок бумаги, вырванный из записной книжки.
— Дежурили с Лизой, обувь сушили ночью, все спали, а мы переписывались.
Учительница прочла:
— "Лизонька, что с тобой? Ты какая-то чужая. Откройся!
— Сама не знаю. Себя не пойму. Раньше мне всегда хорошо с тобой было, а сейчас ты кажешься мне каким-то…пресным.
— Я люблю тебя!
— Да, но всё равно, мне иногда хочется встретить человека, который мной командовал бы, заставляя по-своему делать. Почему-то хочется подчиняться, а не управлять.
— Я как начальствующее лицо тебя не устраиваю?
— Ты только вначале был таким. А сейчас ручной какой-то. Говорю, пресный.
— Острых ощущений захотелось?
— Да! Хотя бы! И вообще, оставь меня в покое, если не понимаешь, когда тебе душу открывают.
— Лизок!
— Отстань."
На этом переписка заканчивалась.