Ее святой (ЛП)

Он попытался убежать от меня, и это был первый раз, когда я почувствовал себя больше взрослого мужчины. Более могущественным.

Моя мать рухнула на пол, схватившись за шею и пытаясь набрать воздуха в легкие и восстановить силы.

Мужчине удалось протиснуться к двери моей спальни, но он упал на колени и на живот, когда потеря крови стала слишком большой.

Я бы не позволил ему снова встать.

Обеими руками я наносил ему удары ножом везде, где только мог. Пока под ним не растеклось алое пятно с таким количеством крови, что я думал, она зальет всю комнату. Пока я больше не мог поднимать руки, потому что они слишком сильно дрожали.

Его мольбы, стоны и бульканье собственной крови наконец прекратились.

Я не заметил, что моя мать стоит у его ног, пока она не сказала:

— Он должен исчезнуть.

Я взял его за ноги, пока она поднимала его под мышки. Мы тяжело дышали и отплевывались, пока тащили его в ванну, где мама приказала мне достать отбеливатель и пакеты из-под раковины, прежде чем смыть с меня кровь, отдать мне рубашку и отправить в квартиру сварливой соседки этажом ниже.

Пожилая женщина с большой неохотой впустила меня к себе и накинула на меня одеяло, пахнущее нафталином, пока я проводил ночь на ее диване. Моя мать, наконец, пришла за мной утром, и мы вынесли сумки, которые я принес ей, за дверь, выбросив их в разные мусорные контейнеры по всему городу.

Когда мы вернулись домой, ванна пахла отбеливателем и была отполирована чище, чем когда-либо, даже когда мы переехали.

— Сколько раз это повторялось? — она спросила меня.

— Только в этот раз.

Она присела на пол, так что ее глаза были на одном уровне со мной, и погладила меня по обеим рукам.

— Где он тебя трогал?

Я указал на свою руку и лицо, а когда остановился, она обняла меня и зарыдала.

Монстра так и не нашли. Но он еще не закончил причинять нам боль.

После этого мы с мамой переезжали из города в город, никогда надолго не задерживаясь на одном месте. Я не понимал почему, и она отказалась объяснять.

Пока я, наконец, не получил ответ. Когда брат монстра оставил мертвое тело моей матери в переулке.

Он преследовал нас с тех пор, как обнаружил, что один из нас оборвал жизнь его брата. Он предположил, что это была моя мать.

Я не защищал ее так, как она защищала меня. Меня не было рядом, когда она нуждалась во мне. Я подвел ее.

Я никогда больше не повторю этой ошибки. Конечно, не с Браяр.

— Мне жаль, что это случилось с тобой. Твоя мать, похоже, невероятная женщина, — говорит Браяр сейчас. Она сцепляет руки, огорченная образами, которые сейчас терзают ее разум.

Я бы не хотел забивать ей ими голову, но если она собирается влюбиться в меня, если она собирается быть моей навсегда, ей нужно узнать меня. Так же, как мне нужно узнать ее. Все самые темные стороны.

— Она была моим единственным близким человеком во всем мире.

— Мы с мамой тоже близки. — Браяр удается выдавить легкую улыбку. Счастье трепещет в моей груди оттого, что у нее все еще есть ее мать. — Так что ты с ним сделал?

— С ним?

— Человеком, который… убил твою мать. — Она сглатывает, опустив взгляд на свои нервно подергивающиеся руки. — Ты убил человека за то, что он посмел поднять на меня руку. Я уверена, что ты поступил гораздо хуже с убийцей своей матери.

Я пытаюсь подавить дремлющую ярость, которая кипит под поверхностью. Уоррен Маршалл мертв для меня, даже если он еще дышит.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я сохранил ему жизнь. Даже при том, что я презирал его за то, что он сделал, часть меня понимала, что на его месте я бы сделал то же самое.

Ее брови приподнимаются.

— Так ты не пошел за ним?

— Конечно, я пошел за ним — он убил мою мать. Но я забрал того, кого он любил; он забрал того, кого любил я. Поэтому я остановился на том, чтобы отрезать ему ухо.

— Это отвратительно. Пожалуйста, не говори мне, что ты держался за него, как за какой-то дурацкий трофей.

— Тогда я тебе ничего не скажу.

Она фыркает.

— Отдай это моему отцу. Он потерял свое во время нападения собаки.

— Правда? Когда ты меня представишь, я должен буду предложить ухо ему.

Ее губы скривились.

— Я ни с кем тебя не познакомлю, и я не разговаривала с ним много лет.

— Почему нет?

— Он изменил моей маме. Он предал нас. — В ее глазах буря, рана все еще гноится. — Мы с мамой много лет мучились из-за того, почему мой отец, казалось, не заботился о нас так, как мужчина должен заботиться о своей семье. Почему он всегда был отчужденным, почему отказывался от каждой семейной прогулки и вечера кино. В большинстве моих детских воспоминаний мама — единственный присутствующий родитель. Потом, когда мне было семнадцать, мы наконец поняли почему. Мой отец изменял маме с десятками других женщин. Она немедленно подала на развод, и с тех пор я не обмолвилась с ним и словом. Моя жизнь без него только улучшилась.

Мое сердце болит за нее. Что ей пришлось пройти через всю свою жизнь, задаваясь вопросом, почему ее нельзя было любить. Почему ее было недостаточно. Я жажду помучить его за то, что он заставил ее почувствовать это хотя бы на секунду.

— Я бы никогда так с тобой не поступил, — уверяю я ее.