Она шла, забыв про боль в ногах, про тяжесть букета, про свой недавний страх. У нее словно выросли крылья, и она летела на них, как грозный серафим. Ее волосы развевались, серьги чуть слышно позвякивали, щеки пылали, а глаза горели лихорадочным огнем. Алое платье жадными языками пламени струилось по телу, обволакивая тонкую талию и упругую грудь, а высокий разрез беззастенчиво приоткрывал стройные ноги, на каблуках казавшиеся бесконечными. Зрелище было настолько ошеломительным, что не заметить роскошную диву в реющем, как знамя, платье мог только слепой. Многие гости в зале, причем не только мужчины, замерли с бокалами в руках, провожая ее восторженными взглядами. За столом друзей при ее появлении прекратились нетрезвые выкрики и звон посуды; почти все сидящие там замолчали, а некоторые, как зачарованные, даже повставали с мест. Молодые люди давно не видели Сабину и успели подзабыть, как она красива, а девушки боролись с адской смесью восхищения и зависти, одновременно предвкушая неизбежно надвигающийся скандал. Едва скользнув по ним взглядом, Сабина улыбнулась – их смятение было даже забавным, но особенно ее умилила Аида: бледная как полотно подруга судорожно теребила за рукав Тимура, у которого тоже был растерянный и глуповатый вид.
Проходя мимо родителей Армана, Сабина с достоинством английской королевы кивнула несостоявшимся родственникам головой. Те, обомлев, какое-то время сидели, не зная, что предпринять, а после отец схватился за сердце, а мать, вскочив со стула, устремила на нее такой испепеляющий, полный ненависти взгляд, будто хотела сжечь несчастную живьем. «И за что она меня так не любит?» – возникла у Сабины досадная, но почти не ранившая ее мысль, однако она тут же выкинула эту женщину из головы, потому что ее наконец увидел Арман.
В этот момент тамада, решив, что пришла важная гостья – раз уж часть зала встречала ее появление стоя, надумал обратить на нее внимание всех остальных гостей. «А вот и еще одна прекрасная незнакомка пришла поздравить, пусть и с двухчасовым опозданием, – попытался он пошутить, – наших молодых, наших дорогих Армана и Нургуль с их счастливым днем!» Теперь уже весь зал смотрел на Сабину завороженно, а она шла быстрой, уверенной походкой, понимая, что если на секунду остановится или запнется, то уже не сдвинется с места и не дотащит этот чертов букет.
Вокруг царило напряженное молчание, а она все еще шла к столу новобрачных, где Арман ждал ее приближения с выражением то ли тихого ужаса, то ли немого восторга на лице – от волнения она не могла этого разобрать. Он словно окаменел – не шевелился и, похоже, даже не дышал, а его невеста, напротив, неловко подергивалась, поправляя то платье, то прическу. Не зная, что это за гостья, она инстинктивно чувствовала опасность, исходившую от столь непозволительно красивой девушки, и все же воспитание диктовало правила приличия, которыми нельзя пренебречь, – на всякий случай она любезно улыбалась Сабине, хотя было очевидно, что самообладание давалось ей нелегко.
Между тем Сабина почти дошла до их стола, стоявшего на возвышении, и только тут осознала, что на каблуках с тяжелым букетом ей туда не взобраться. Но запаниковать она не успела – очень своевременно Арман все-таки вышел из ступора и, проигнорировав ступени, спрыгнул на пол и медленно приблизился к той, что еще недавно считала себя его возлюбленной. Публика – в особенности та ее часть, которая понимала, что происходит, – ахнула и замерла. Что теперь будет? Какой конфуз! Отец Армана все еще сидел, держась за сердце, а мать, судя по выражению ее лица, насылала проклятия на голову несчастной, но Сабине было все равно. Она видела только Армана, смотрела только на него, пытаясь найти в его глазах ответ на свой единственный вопрос – за что? Как он мог так с нею поступить? Арман выглядел потрясенным и испуганным, но, помимо страха, в его глазах мелькало восхищение, сожаление и боль. Что же, прекрасно! Ощутить его раскаяние, прочесть во взгляде горечь от потери – разве не этого она хотела больше всего на свете? Вспомнив про букет, она протянула его Арману, и еще одну бесконечно долгую минуту они смотрели друг на друга.
– Я думала, ты мой Персей, а ты – чудовище… – очень тихо, почти шепотом, сказала она, и его лицо исказила гримаса неподдельного страдания.
– Прости… – только и смог выговорить он в ответ.
– Будь счастлив, – улыбнувшись горестной улыбкой, произнесла она.
Никто в притихшем зале не слышал этих слов, но все догадывались, что перед ними разворачивается самая настоящая драма…
Однако дальше ничего чрезвычайного не произошло. Сабина, отвернувшись от Армана, послала воздушный поцелуй его жене, явно сходившей с ума от беспокойства, махнула на прощание рукой еще не оправившимся от шока друзьям и пошла к выходу той же горделивой походкой, которой вошла сюда несколько минут назад.