Ее величество-Тайга. РЫСЬ КУЗЯ

Кузя смотрела со страхом на умирающего кота. Красивый зверь. Но даже его беда настигла. А может, он уже не первый?

Вспомнились рысята. Их совсем недавно оставила хозяйничать. Нет у них опыта. А что, если и они… Ведь тоже любят куропаток. Да разве только птицы опасны? Сожрет лиса легкую добычу, соболи и куницы не упустят лакомства, так и начнут дохнуть. От них — другие. И почему беда пришла именно сюда? Хотя, как знать, откуда появилась.

Рысь поняла, что лежку эту ей придется оставить и уйти с участка. Но болезнь пойдет дальше.

Кузя смотрела на кота. Он мертв. В лапе застряло перо куропатки. Кому-то в зиму дружком был, рысята имеются. Теперь какая-то в зиму одна останется. Без любви, без котят. Ну почему не старый кот сдох! Его бы и не жаль было. Хотя тоже сородич. За долгую жизнь своею смертью должен сдохнуть, в рысьей жизни радости не длинней куцего хвоста.

Тайга расцветала. А кому она теперь будет в радость? Как оборвать эту чуму? И Кузя все дальше удалялась от своих владений. Нет ей места в них, нет у нее ни лежки, ни дома. Нет тайги. Но где же жить теперь?

Она и сама не знала, как оказалась у зимовья. Лесник собирался уходить. За плечами ружье. Кузя вскрикнула. Лесник увидел ее. Позвал к себе. Говорил ласковые слова, присев с нею на крыльце. Рысь беспокойно смотрела в лес. Кричала. Звала лесника в тайгу. Тот долго не понимал. Приглашал ее в дом. Кузя крутилась на крыльце, но в зимовье не заходила, Она жаловалась старику на беду в тайге, но тот не понимал. А рыси так хотелось поделиться с ним горем, и теперь Кузя досадовала: ну почему она понимала старика, а он ее — нет! Ведь не должно быть так. Живое должно понимать друг друга. Если не по голосам, то по глазам, сердцем чувствовать, что сказал другой. Ведь сердце у всего живого имеется. Это она, как рысь, хорошо знала.

Но почему старик считает, что она пришла к нему за жратвой? У лесника у самого в доме давно нет мяса. Вон какие постные помои вылила девчонка.

Кузя отскочила, мяукнула, заманивая своего лесника в тайгу. Тот подошел к ней, она опять отскочила, подождала его, снова сделала прыжок и опять ждала.

Лесник понял. Крикнул девчонке, что пошел в обход своего участка, и побрел в тайгу вслед за Кузей.

Кузя злилась, что лесник идет не так быстро, как ей того хотелось. Чтобы он не сбился, не свернул куда не надо, она звала его с вершин деревьев, указывала путь.

Приведя его к своей лежке, Кузя указала на дохлого кота. Лесник перевернул его и, всплеснув руками, вскрикнул:

— Батюшки, чума завелась!

Вскоре он сжег мертвого кота на костерке. Выгреб листья, мох с лежки, — бросил в огонь. Горящей головешкой обжег лежку и с тревогой оглядел тайгу.

Кузька ты моя! Беда пришла в лес. Черная беда. Надо людей сюда звать, пока не поздно. Иначе вымрут все. Ни одной живой души не останется, — сокрушался лесник.

Кузя повела его на участки рысят. Ведь человек сможет помочь, уберечь ее котят. Ведь не зря живет он тенью в рысьих глазах.

Старик шел за Кузей, не понимая, что еще хочет показать ему рысь в тайге.

Кузя обнюхала участок своего рысенка. Позвала. Голос услышан. И молодая хозяйка примчалась к матери со всех ног. Соскучилась. Но, завидев человека с ружьем, остановилась недоверчиво, настороженно.

Кузя успокоила. Позвала ласково.

— Что ж ты, Кузька, дите так рано отделила? Его тебе еще уму-разуму учить надо, а ты покинула. Покуда снег не ляжет, должна была при себе держать. Там она и ушла бы с другом. Семейной бы сделалась. А ты ее, вовсе малышку, на тайгу одинешенькой оставила. А зачем так? Не совестно тебе?

И тут же, вспомнив свою вину перед Кузей, что лишил ее матери в раннем возрасте, умолк.

Взрастить лесник сумел. По научить зверя не дано человеку. Вот и поступила рысь с котятами так, как самой довелось. Другого — не знала.

— Прости меня, дурака. Виноват я. Думал, научат тебя в тайге звери. А и ты, приглядевшись к сородичам, не оступишься, ан вот как стряслось. Когда ты сама в тайгу ушла, звали мы тебя с внучкой. Искали. Но не нашли. Выходит, горе посеяли.

Кузя вылизывала рысенка. Старательно. Во всей красе показала дитя старику. Тот хвалил котенка и тут же сокрушался:

— В эту пору она могла бы лишь играть с тобой. Но и обидеть уже может. Вон зубешки у ней какие острые. Иные матери на пару днем уже оставляют рысят одних. Приучают к взрослости. Но от своих лежек не гонят. Сами себе находят новые места. Ты ж — согнала. Не стоило торопиться. А может, она тебя уже обижала? Росточком уже не мала. Видать, хорошо кормила. А почему у тебя одно дитя? Иль кот старый попался? — спрашивал дед.

И, словно услышав вопрос человека, из кроны сосны мяукнул второй котенок. Он издалека услыхал голос матери. Кузя поспешила к нему навстречу. Обнюхала, облизала.

— И его отделила? — качал головой лесник, глядя на Кузю с укоризной. — Кто ж их к тайге приучит, горемычных, что ж не пожалела малышей?

Лесник смотрел на молодую кошечку. Она напоминала ему Кузю в детстве. Такая же вертлявая, гибкая непоседа.

— Как же уберечь вас от лиха нынче? Ведь беда к нам пришла. Одна на всех…