Ее внутреннее эхо

– Нет, что ты, она не слышит. Но она знает, что ты мне друг. Я ведь ей предложение сделал, – встрепенулся Митя.

– Ого! А она?

– Она сказала, что мне кто-то хорошо промыл мозги. Я честно признался, что это ты. Это же ты, – он неуверенно улыбнулся.

Звякнул Митин телефон.

Митя вздрогнул, не решаясь подойти.

– Это она!

– Кто – она?

– Катя!

– С чего ты взял?

– Я чувствую. Я всегда чувствую, когда от нее приходит эсэмэска.

– Иди и посмотри.

– Нет. Посмотри ты.

– Хорошо, посмотрю, я не боюсь ни Кати, не телефонов, – Соня бесстрашно взяла телефон в руку. – Да, она просит позвонить. Сама почему-то не может.

– Из гордости, она всегда так, – Митя отодвинулся от телефона. – Такая уж порода.

– Да какая порода! – разозлилась Соня. – Она – простая дворняжка!

Но тут пришла вторая эсэмэска.

– Что пишет?

– Пишет, что надо срочно поговорить. Спрашивает, могу ли я позвонить. Сухо так.

– Так позвони.

– Я боюсь.

– Раньше надо было бояться. Теперь иди на кухню, закрой дверь и звони.

Митя не мог собраться. Чувствовал боевой Катин настрой. Один звонить он не мог – Соня стояла рядом с корвалолом наготове.

Телефон зазвонил сам.

Соня вышла и плотно закрыла дверь. За дверью по-женски ахал Митя.

«Сейчас скажет, что беременна, – догадалась она, – а этот кретин поверит».

Митя рванул ручку двери, вышел в коридор с круглыми глазами.

– Она сломала ногу.

– Кто – Катя? А причем тут ты? Это она звонила?

– Нет, это ее этот… Георгий. Она бросила его, – Митя робко ткнул в Соню трубкой, – он говорит, что она совершенно беспомощна и хочет, чтобы я прилетел туда!

– А почему ты мне трубку-то даешь?

– Скажи ему, что это невозможно! Он сейчас на линии, он ждет.

– А почему это невозможно? Да, алло… Привет… Какой кошмар… Сама упала?

Митя отошел к окну – он даже смотреть на эту трубку не мог. В голове не могло все это уложиться. Ему было жаль Катю, страшно за нее, ему не хотелось ее совсем потерять – да, он был ею очарован и даже немного ревновал к Георгию.

В глубине души он не мог поверить, что такая девушка влюбилась в него – заурядного неудачника, да еще и труса. Да, труса. Самым главным его чувством давно стал страх.

Он понимал, что Маша рано или поздно все узнает, и уберечься от назревающей опасности никак нельзя. Он чувствовал себя виноватым, даже стал молиться каждый день, в надежде на то, что высший разум совершит какое-то чудо. Он попробовал помолиться и сейчас, не замечая, как нервно обкусывает какой-то Сонькин цветок в горшке.

Очнулся, только увидев ее рядом – она протягивала ему трубку.

– Поговорила, все. Выключила, забирай.

– И что?

– Что… надо ехать.

– Нет!!!

– Почему?

– А работа?

– На пару дней. Заберешь ее из больницы, перевезешь домой.

– Я не хочу, что я Маше скажу?

– Ты по работе постоянно мотаешься, она даже не спрашивает – куда. Что тебе – трудно соврать?

Сонька стояла так близко, она была почти с него ростом, такая спокойная, словно ничего не произошло.

«Как она ничего не боится? Почему? Или просто не показывает?»

– Что ты трясешься, как чихуахуа на ветру? С тобой, что ли, ехать?

– Да! Сонечка, милая, не оставляй меня…

Он готов был броситься ей на шею. Но ноги подкосились, он сел на пол. Все лицо было уже мокрым от слез.

Она медленно опустилась рядом, прижала к себе этого нервного большого мальчика, что-то говорила – он не слышал слов, но интонация его успокаивала. Успокаивали и ее руки – как они гладили его лысеющую голову, плечи, лицо.

– Ну все, все… Где же салфетки… Давай, вытри нос. Господи, ну, что это такое происходит!

Вечером Георгий позвонил еще раз – узнать, купил ли «этот истероид» билеты. Так его и назвал Соне – трубку теперь брала только она.

– Ты извини за прямоту, но скажи мне, почему ты разговариваешь с его телефона?

– Я же тебя не спрашиваю, почему ты звонишь с телефона Кати, правда?

– Потому что знаешь. И я просто хочу знать. Почему ты отвечаешь на звонки? Ты весь день, получается, рядом с ним.

– Он очень расстроился из-за Кати. Понимаешь, не все между ними так просто. Митя очень впечатлителен.

– Да он просто баба! Дай его сюда, что ты его прикрываешь своей юбкой!

– Не надо, прекрати… Ты, что – ревнуешь?

– Думай, что говоришь.

– Ты тоже думай. Иногда, – сказала она примирительно.

Он и сам не мог понять, что его так разозлило. Прислушался к себе – нет, ревности не было. Митя ему не нравился с самого начала. Но сил после разговора с Сонькой не осталось – Георгий впервые за эти сутки рухнул в кровать.

Между подушками лежал ее блокнот – весь исписанный, изрисованный причудливыми воздушными замками, какими-то внеземными существами, космическими городами. Совсем без прямых линий, все такое округлое.

«Надо же, а говорят, резкие прямолинейные люди и рисуют так же. Все это брехня, вся их «психология».

Рисунки чередовались с небольшими заметками на полях.

Оказалось, что читать их гораздо интереснее, чем истеричную Катину переписку с Митей. В своем уютном дневничке она была спокойна, наполнена каким-то внутренним светом, увлечена созерцанием и постоянно удивлялась красоте вокруг.