– Нет! То есть, да! Соня киллера приводила, она вышла замуж за киллера…
«Мне это снится. Или он бредит».
Но наутро позвонила Соне – вроде как поздравить.
Та в ответ очень странно замолчала.
– Соня, вы меня слышите, алло?
– Слышу, да. Нет, он что-то перепутал, в его состоянии это нормально.
– А кто же вышел замуж? У него какая-то навязчивая идея.
– Странно… она вышла замуж почти год назад.
– Кто??
– Одна знакомая. Ну, одна наша общая знакомая, – Соня моментально почувствовала, что теряет лицо, но в ней вдруг проснулась обида, – мне кажется, он говорит о ней. Ее зовут Катя Казакова, знаете, жена писателя Казакова. Митя, кажется, хотел ее снимать, а она взяла и вышла замуж.
Весь день Маша рассматривала ее фотографии. Вот, значит – кто. Она, наверное, захотела быть с ним на равных – и вышла замуж.
Какая удивительно красивая девочка, прирожденная актриса, но невозможно было выяснить, где и у кого она снималась. И кем была до того, как вышла замуж за своего мужа-икону.
Маша раньше видела это лицо и помнила его. Вероятнее всего, на улице, возле дома. Странно, что такая красивая.
Если она не актриса, то это что же – любовь? Ничего ей от старого нищего Мити не надо?
Митины сигареты лежали на столе, Маша щелкнула зажигалкой и закурила. Не курила со школы.
Сладко затягивалась, рассматривая на мониторе пару нечеловеческой красоты – чету Казаковых.
Митя бесшумно стоял сзади. Постоял минуты две и тихо вернулся назад.
Через полчаса его сознание помутилось настолько, что Маша, уже минуя нарколога, вызвала «Скорую» сама.
О том, что Митя в больнице, Соня сообщила Кате сухим словом «допился». Она больше не берегла ничьи чувства, деньги и браки.
«Все вокруг бухают, выходят замуж за знаменитостей, гребут чудовищные гонорары, а я ишачь за них бесплатно. Обслуживай их тонкие эмоции».
В ней проснулось безразличие к тому, что происходит вокруг.
Американцы снимать в Крыму не могли, грозились выдернуть свои деньги из проекта, а снимать в другом месте уже было невозможно. Надо было срочно что-то решать, придумывать. Продюсер не делал ни шагу без Мити, а Митя – без Сони.
Соня приехала к нему в больницу, где он находился уже в весьма удовлетворительном состоянии, его чистили, промывали и капали.
Рожа была довольная. О делах говорил без большого энтузиазма.
В палате сидела Маша с трагическим лицом. У нее было много судочков с паровой едой, протертыми супчиками и пюре из кабачков.
В сквере возле больнице сидела Катя в шапке с помпоном, у нее никаких судочков не было, но Соню она выследила, прижала к скамейке и нагло начала сбрасывать на нее свой душевный мусор.
Оказалось, что все проблемы прошлого остались при ней, ничто никуда не ушло, держится она из последних сил, но пока держится – на глаза Мите не показывается.
Погода была уже очень теплая, а шапок Катя никогда раньше не носила, даже зимой. Здесь явно существовал какой-то умысел.
Соня предположила, что это попытка привлечь Митин взгляд из окна. Но оказалось проще – эту ярко-красную шапку вместе с головой под ней заметила Маша, выходя из корпуса со своими опустевшими судочками.
Она остановилась на несколько секунд, тяжело вздохнув. По взгляду чувствовалось – узнала.
«Какие-то шекспировские страсти. Но банально до тошноты», – Соня решительно повернула к остановке.
Но, кажется, автобус только что ушел, пришлось вернуться на скамейку перед входом. Кати видно не было, машины ее на парковке не было тоже. Зато Соня вдруг столкнулась нос к носу с одной особой, актрисой, скажем так, второго сорта, про которую Митя сказал, что это Катина биологическая мать. Разумеется, под большим секретом. Сейчас Соня вспомнила об этом:
«Господи, это же эта… как ее… дочь этой… Да что – дочь, это же Катина родная мать!».
Анна несла букет красных роз.
Соня вдруг что-то почувствовала и испугалась. Побежала за ней, но в лифт уже не успела, благо, третий этаж – побежала по лестнице.
Из Митиной палаты в поисках вазы вышла медсестра, дверь оставалась чуть открытой.
Были видны только волосы Анны – золотые и завитые бараном, уложенные, как в девяностых – пышной челкой на лоб. Наконец она обошла кровать с другой стороны, кажется, открыть окно. Потом склонилась и поцеловала Митю долгим поцелуем в губы. Судя по всему, не первым. И насилием это никак не выглядело.
Соне пришлось войти сразу за медсестрой.
Пока Анна возилась с цветами, Митя смотрел на Соню в упор, судорожно размазывая по лицу отвратительную ярко-оранжевую помаду.
В его взгляде на нее всегда присутствовала некоторая тревога – он постоянно ждал плохих новостей или упрека.
Анна еще какое-то время суетилась, потом, актерским чутьем почувствовав неловкость, кивнула Соне, игриво помахала Мите рукой, наигранно улыбнулась и исчезла.
В сущности, она сделала то, что хотела – подкараулила момент, когда Митина супруга уехала, и забежала напомнить ему о себе. Больше ей ничего от этого маленького случайного человечка не было нужно.
Оставшись вдвоем, Соня с Митей снова помолчали. Пора было что-то сказать.
– Что, – не выдержала Соня, – мир слишком тесен, да?