Ее внутреннее эхо

Катя рванулась к мужу в кабинет. Нет, компьютер на месте.

Включила свет в спальне, толкнула тяжеленную дверцу шкафа с одеждой. Сзади что-то недовольно замычало.

Всклокоченный Альберт сонно пялился из-под одеяла.

– Уже утро?

– Нет.

– А что случилось? Ты чего встала-то?

– Куда встала?

– Ну, ты зачем вскочила, еще же ночь, нет? – он потянулся за часами, – четвертый час, Катюш, ты куда сорвалась?

Только сейчас Катя поняла, что даже косуху не сняла. Так и стоит в куртке. А Альберт, судя по всему, просто лег спать, не заметив ее отсутствия.

«Как можно лечь в пустую постель, думая, что там кто-то есть, даже не дотронуться рукой?».

Надо было что-то срочно объяснять, пока он не сообразил и не устроил скандал. Голова не работала, а секунды шли.

Она с усилием закрыла шкаф, обернулась.

Альберт уже снова спал, прикрыв глаза от света ладонью. Катя подошла и щелкнула выключателем.

«Совсем я перестала писать сюда. И даже рисовать. Точнее – зарисовывать. Чаще всего в моем сознании вспыхивают картинки, похожие на фотографии. Но объемные – с запахами, звуками, даже чувствами этого момента. Поначалу я боялась Альберта – мне казалось, он не может любить меня, не может предлагать что-то всерьез. Вообще, не может со мной произойти ничего хорошего. Это просто злая шутка, обычная злая шутка, как всегда. И сейчас он обернется и скажет мне, что разыграл меня. И что таких девчонок на свете миллион, а я просто попалась под руку. Временно. Мне было неловко прикасаться к нему, сидеть рядом с ним, я всегда ждала какого-то подвоха. Разумеется, я долго не могла с ним спать. И даже когда мы поженились, я ему честно сказала – боюсь. Он не понял, решил, что это страх совсем другого характера. Что я боюсь именно его. А я боялась очередной оплеухи. А потом начался черед бесконечных гостиниц. И в одной из них он вышел из душа – в махровом халате, который с трудом на нем завязывался, его улыбка была белее самого халата. Я стояла у окна как школьница у доски. Надо было что-то делать. Принимать решение. Хотя, какое решение – это уже был мой муж. Я сделала шаг в его сторону. Второй. Он ждал. Когда я очутилась возле него, Альберт распахнул халат и прижал меня к себе, закутав полами сверху. Это было очень смешно, он это понимал, он и высмеивал мой страх и мою робость, не понимая их настоящую природу. Я уткнулась лицом в его грудь, он пах каким-то нежным гелем для душа, чуть ли не детским. Я вдохнула в себя этот запах, сколько вмещали легкие. И поверила ему. В тот миг – поверила. И зарисовала это у себя в памяти, потому что ничем другим это зарисовать невозможно».

А рисовать все равно хотелось. Черно-белые диковинные картинки без единого угла, зато с завитушками.

Альберт с интересом листал блокнот – все подумывал показать психологу. Но красиво. Семья его безропотно приняла новый поворот, но он этого не оценил, даже не заметил. Ему почему-то легко далось это решение, и девочка эта без проблем вписалась в новую жизнь, до отказа заполненную тем же, что было и до развода. Она все еще чем-то напоминала его старшую дочь, только была немножко странной, дикой. В этом он видел своеобразную прелесть и не углублялся. Писателю, как он считал, невозможно углубляться в «бытовуху».