Ее внутреннее эхо

– Вы извините, как вас… Соня, да? – Шведов грубо перебил, посмотрев на часы, – это как раз дополнительный для меня минус. Я слишком стар, чтобы адаптироваться под эту систему работы. Вы напишите, разумеется, пару эпизодов, я посмотрю, но, скажу откровенно, мое участие маловероятно… Мы с Дмитрием однажды работали, еще в Питере… как его, Мальцев, да? Нет, не скажу ничего такого, он неплохой профессионал, но ремесленник… Ремесло я тоже уважаю, в кино не могут все быть гениями, но надо подумать, подумать… Я сейчас очень спешу, время, видите, – он кивнул на часы.

– Да, засиделись мы с вами, – разочарованно вздохнула Соня.

Мысленно она уже прикидывала, кем этого Шведова заменить. Было ясно, что для фильма он уже потерян. И, судя по всему, ему не очень нравится Митя.

Вдруг взгляд его уперся во что-то, находящееся почти у нее за спиной… в кого-то…

Соня обернулась и увидела там Катю.

Она вполне вольготно расположилась на диване и, судя по всему, давно за ними наблюдала – чашка была уже пустой.

– О, Катерина! Присаживайся, – преувеличенно дружелюбно позвала ее Соня, отодвигая третий стул.

Впервые в жизни она была так рада Катиному появлению.

Про престарелого артиста-то и говорить нечего. Он резко забыл, что опаздывал, церемонно познакомился с «барышней», резко сменил тон – вставал, кланялся и целовал ей руки.

– Я уверен, вы восходящая звезда, я просто уверен, – фонтанировал он, – вы ведь актриса, да? Это безусловно. Я сразу так и понял, – сально заулыбался он Соне, – раз это ваша подруга, значит, она тоже из мира кино. И вы тоже снимаетесь в этом чудесном фильме у Дмитрия Мальцева, да? Как вы его ласково называете девочки, Митя, да? Да, помню я, как мы с ним вместе работали, это человек большого таланта, знаете, я до сих пор горжусь этим опытом.

Девочки были в полуобморочном состоянии.

Катя – от упоминания Мити в принципе, Соня – от того, как лицемерно распадался народный артист на ее глазах из живого человека в гнилое мясо.

«Разумеется, лицедейство и лицемерие – сводные братья, но не до такой же степени… И какой павиан… Впрочем, это как раз на руку».

Катя молчала, задумчиво улыбалась, ни на кого не глядя. Ее улыбка явно имела мускульную, а не эмоциональную природу, но Шведова и это вполне устроило – он согласился на единственный эпизод, оставил все позывные и даже договорился с Соней приехать на пробы.

Через час кафе закрылось, и от старого артиста наконец удалось избавиться.

Оставшись в тишине и в одиночестве, обе сразу потянулись к сигаретам. На двоих была только одна сломанная зажигалка, пришлось прикуривать у какого-то прохожего в арке.

Их дыхания в тот момент соприкасались. Маленький огонек осветил молодые красивые лица, длинные пальцы.

Шел вялый серенький дождь, было очень сыро, а Садовое кольцо все еще стояло, раздраженно сигналя.

Обе молчали. Почему-то было очень неловко.

– Он оставил тебе телефон?

Катя словно не услышала вопроса. Ее явно интересовало другое.

– Сонька, ты с ним живешь? Только не ври.

– Со Шведовым? Да ты рехнулась. Если бы я с ним жила, он бы сегодня не…

– С Митей.

«Господи, какая прямоугольная дура. Она же была у меня дома сто раз. Какие же они оба…».

– Нет, я с ним работаю. А живет он на прежнем месте. В прежнем составе.

Помолчали снова.

– Катя, милая, у тебя паранойя, это навязчивое состояние.

– Это любовь.

– Какая любовь?! Ты же любишь Альберта, вы так счастливы вместе, я не видела более прекрасной пары никогда в жизни, чем хочешь поклянусь.

– Да. Я люблю Альберта.

– Он отличный мужик, он ради тебя оставил все, начал заново, совершил поступок, такой серьезный шаг, а этот Митя-перемитя ничего тебе не дал, только мотал нервы два года.

– Два года, да? Так много? – Катя удивленно подняла глаза.

Соня вспомнила старые персидские открытки, на которых она видела такие вот глаза.

«Да, природа создает иногда совершенство, даже больше, чем совершенство – произведение искусства. Но за такой дар она отнимает у человека рассудок или награждает его какой-то болезнью. Или Митей».

В лифте Катя начала морально готовиться к скандалу.

Ясно, что он неминуем. Она еще никогда не уходила одна из дома так надолго, тем более, она помнила, что ничего не сказала мужу.

«Он уже решил, что я бросила его, бедный… Наверное, ищет прощальную записку… А ее нет, вещи все на месте, а, вдруг, он решил, что со мной что-то случилось? Как я не додумалась, он уже обзванивает все больницы и морги! Что я наделала, простит ли он меня теперь …».

Двери все не открывались, в старом доме лифт полз медленно. Уже с ключами в руках она вдруг резко остановилась. Надо было продумать, что ему сказать. Сцен ревности ей еще никто не закатывал, опыта у нее не было, но она знала, что нужно алиби – почему она ушла так внезапно, так поздно? Надо было договориться с Сонькой, что той якобы стало плохо… Нет, сказать-то все равно можно было… Не хотела его беспокоить. Ага, так не хотела беспокоить, что заставила мужика полночи ее разыскивать.

В квартире было темно и тихо. Ничего не разбросано.

«Он ушел на улицу искать меня! А вдруг… он вообще ушел, совсем, бросил меня?»