Ее Высочество

– Со своими наверняка даже здороваются, – сказал я обвиняющим тоном. – А мы вроде как что-то настолько ниже рангом.

Раздался стук копыт, Понсоменер примчался на конях, за ним все остальные скачут послушно сами по себе, поводья заброшены им на седла, на Понсоменера смотрят, как на своего вожака.

Фицрой заботливо усадил принцессу на коня и, придерживая, торопливо поднялся в седло. Она тут же прислонилась спиной к его груди, а он, одной рукой ухватив повод, другой бережно придерживал ее, такую нежную и трепетную, на глазах истаивая от счастья.

– Уходим, – сказал я. – Все, уходим! Ничего не забыли? Уходим!

Вперед, обогнав меня, вырвался Понсоменер. Я не возражал, этот парняга лучше любого из нас чувствует, что нужно делать, лучше не мешать, настоящий руководитель знает, когда передавать инициативу коллективу, а я еще тот вожак, трушу, но делаю, раз слышал, как надо.

Наши с Рундельштоттом кони чаще всего оказываются рядом, Фицрой то и дело отстает, и дело не в добавочной нагрузке для коня, принцесса в самом деле легонькая, как перышко, а что Фицрой изо всех сил старается обходиться без тряски, это уже чересчур.

Фицрой, как услышал мои мысли, догнал нас, конь его пошел рядом с нашими, едем без тропы, спросил обеспокоенно:

– Как думаешь, выберутся или будут ждать королевских войск? Бежать из тюрьмы – это же признаться в мятеже?..

Я пожал плечами, а Рундельштотт сказал усталым голосом:

– Останутся. Хотя лучше бы, если бы разбежались и каждый, запершись в своем замке, поднял мятеж…

– Им всем есть, – сказал Фицрой в сомнении, – что терять. Так что хорошо лишь вольным птицам.

– Эй, вольная птица, – сказал я предостерегающе, – принцессу не вырони.

Он гордо ухмыльнулся.

– Завидовать нехорошо!

Принцесса приподняла голову от его груди, ласково и кротко улыбнулась ему и снова опустила на такое надежное место, под которым бьется настоящее мужское сердце, слегка толкая ее в щеку.

Рундельштотт бросил на нее беглый взгляд, лицо стало задумчиво встревоженным.

– Самое позднее, – сказал он, – ее высочество хватятся утром, если именно утром приедут к этому замку, что маловероятно. Скорее всего у нас где-то около недели, а то и больше…

Я сказал предостерегающе:

– Опыт показывает, что под кем-то лед трещит, а под нами ломится. Так что скорее всего как раз утром и хватятся. Не обязательно из столицы кто-то прибудет. Могут просто из села пригнать овец для нужд охраны, а если никто не выйдет принять, то встревожатся.

– Вот крику будет, – сказал Фицрой мечтательно. – Примчатся из города, всех начнут судить… Надеюсь, король казнит самых наглых…

Рундельштотт прервал:

– Тогда у нас не больше четырех часов. А меньше – да, может. Потому спускаемся с холма и берем направление на восток.

Фицрой сказал ошалело:

– Нам надо на юг! А на востоке у нас что, Гарн или Верхние Долины?

Рундельштотт вздохнул, а я сказал хмуро:

– Фицрой, вот даже Понсоменер все понял. Погоня бросится в ту сторону, куда мы должны помчаться, и уже к обеду догонит и поймает. Так что все верно, пойдем в сторону Верхних Долин, а там сделаем крюк и свернем в Нижние.

Фицрой сказал с сомнением:

– Ход не слишком хитрый. Могут догадаться и тоже послать погоню на запад.

– Пошлют, – подтвердил я, – на запад, на восток и даже на север. Но все-таки основная масса ринется догонять в южном направлении. Даже дурак понимает, через неделю, если по прямой, будем в Нижних Долинах, даже в самом Санпринге!..

Рундельштотт проворчал:

– Самые быстрые конники пойдут на юг, перекрывая все дороги в Нижние Долины.

– И не только дороги, – сказал я. – Думаю, на всех холмах и скалах расставят наблюдателей. Еще и по лесам будут носиться как ошпаренные конные разъезды.

– Хорошо-хорошо, – вскрикнул Фицрой, – чего вы все навалились? Что, и поумничать нельзя? Да еще перед ее высочеством? Я ей тоже хочу понравиться!

Адрианна мягко улыбнулась:

– Дорогой Фицрой, ну как вы можете не нравиться? Вы такой… чудесный. И я так счастлива, что возвращаемся домой… хоть и кружным путем. Но вы мужчины, вы умнее, вас нужно слушаться.

Фицрой заулыбался, но во взгляде, который метнул на меня, было горькое сожаление. Вот, дескать, кому-то идеальная жена достанется.

– Ваше высочество, – сказал он пламенно, – я бы вас домчал на своих белоснежных крыльях… если бы отросли! Да вот наш мастер Рундельштотт что-то темнит. Говорит, не может. Брешет! Может, просто не хочет расставаться с вами так скоро.

Она спросила простодушно:

– А вы хотите меня вернуть побыстрее?

– Да, – пламенно ответил Фицрой и, сообразив, что попал в свою же ловушку, пояснил торопливо: – В королевском дворце у вас есть все, а здесь только мы!

Она сказала слабеньким голоском:

– Так это замечательно…

– Правда?

– У меня, – заверила она, – никогда не было таких друзей.

– Я самый лучший, – заверил он пламенно. – А эти трое так себе.

Глава 2