Ее высочество Аномалия

— Благодарю, ваше всемогущество. Видят Двуединые, я сделаю все, чтобы быть достойным вашего доверия. — Восторг и благоговение в его голосе были настоящими, но месячной давности. До встречи с Шуалейдой.

— Я в тебе не сомневаюсь, сын мой, — улыбнулся император. — Да пребудет с тобой благословение Двуединых.

О да. Благословение Двуединых ему очень, очень понадобится. Отказаться от гарантированной свободы, от великолепной карьеры, от всего, о чем он мечтал, ради призрачного шанса на чудо будет непросто. Да что там, до сумасшествия сложно, тем более что какое бы решение он не принял сейчас — до Весеннего бала еще десять месяцев, и все эти десять месяцев ему придется исполнять приказ отца. Со всем старанием и послушанием.

Дайм вынырнул из воспоминаний лишь около единственной в Пуэбло-дель-Уго таверны. Той самой, где они с Бастерхази ночевали десять месяцев назад. Сейчас Дайм бы не отказался от еще одной беседы с темным шером. Если бы только он мог сказать ему правду, поделиться сомнениями и спросить совета! Вот только «приказы императора не обсуждаются» — не фигуральное выражение. Это часть его клятвы верности, и за нарушение он заплатит жизнью.

И за свою встречу с Шуалейдой сегодня, за свой первый поцелуй с женщиной — тоже, если об этом узнает император.

«Бездна дышит тебе в затылок».

Слава Двуединым, что Бастерхази даже не догадывается, насколько он прав.

Глава 10 О родительской любви и братской ненависти

24 день холодных вод, Суард, Шуалейда шера Суардис.

До столицы торжественный обоз добрался к четырем часам пополудни, когда жара только начала спадать. Сама Шу не особо обращала внимание на погоду — после вчерашней встречи с Люка ей вообще было наплевать на все, кроме одного вопроса: что же Люка недоговорил? В чем хотел ей признаться, но не успел?

Поэтому ей пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не шепнуть Муаре: «Ищи!» Что-то Шу подсказывало, что химера способна взять след не хуже ищейки, и светлому шеру не скрыться. Но он просил доверять ему, и Шу доверяла. Изо всех сил, да. Утренняя записка, принесенная пустельгой, ей в этом очень помогала.

«Прости, что исчез вчера. Барону Уго не стоило видеть нас вместе. Я обязательно приеду в Суард к Весеннему балу. Люблю тебя, твой светлый шер».

— Мой светлый шер, — шепнула она, счастливо улыбаясь солнцу, ветру и облачкам на горизонте. — Мой светлый, светлый, светлый шер!..

Муаре под ней тонко заржала и загарцевала, словно танцевала вельсу, а Морковка ревниво мрявкнула, требуя восхищаться не каким-то там светлым шером, а исключительно ею, пушистой и прекрасной.

— Иди сюда, капризное животное! — Шу похлопала по колену.

Рысь тут же запрыгнула на ручки, вызвав у барона Уго отчетливый приступ мигрени. Почему-то ему казалось, что ручная рысь — неподходящая спутница для принцессы. Он утром даже попробовал убедить Шу надеть на Морковку ошейник и поводок, а лучше и вовсе везти ее в клетке. Она же хищное, неразумное и опасное животное! Вдруг она испугается скопления людей и набросится на его высочество!

«Чушь!» — возразили в один голос Шу и Каетано, и ошейник с поводком были убраны. Правда, Морковка после этого категорически не доверяла барону Уго, и стоило ему подъехать к Шуалейде — прижимала уши и шипела, всем своим видом показывая, что если тут и надо на кого-то надеть поводок, так это на дикого неразумного барона. Вдруг он на кого-то набросится, как попытался наброситься на нее?

И слава Двуединым! Если бы Морковка не шипела, барон Уго бы всю дорогу третировал Шу и Кая тонкостями протокола. Словно это они — дикие и неразумные существа, не способные запомнить порядок действий с одного раза. Он бы еще затеял рассказывать, какой вилкой кушать рыбу, а какой — пирожные…

Интересно, а Люка любит пирожные? И когда он приедет? Наверняка с ним будет свита не меньше, чем сейчас тащится с ней и Каем. Или нет? Ведь может же Люка себе позволить путешествовать так, как нравится ему, а не как велит этикет!

Оглянувшись на растянувшийся пыльной змеей обоз, Шу только вздохнула. Из Уго-дель-Касте с ними увязалось еще два десятка карет и под сотню всадников, и вся эта толпа пылила, галдела, сверкала начищенными кирасами и драгоценностями. А ведь меньше года назад ей казалось, что на импровизированный праздник в Кардалоне, в особняке графа Ландеха, собралось ужасно много людей, не меньше трех десятков родовитых шеров. Теперь ей было смешно об этом вспоминать. И немного страшно смотреть вперед, на золотящиеся в солнечных лучах стены Старого города, а дальше и выше, на вершине пологого холма — шпили, купола и башни Риль Суардиса.