По крайней мере, Роне очень надеялся, что план будет гениальным. С его, Роне, помощью.
— Кроме подделки ауры его высочество навесил на себя манок, — продолжил Роне. — Отличный манок, я бы сам купился, если бы не умел распознавать работу Саламандры за лигу. И еще. Сегодня есть шанс поймать Саламандру на горячем и выгнать из Суарда к Мертвому в болото. Близость Линзы безнадежно продула ей чердак.
— Ты уверен, что Лью сообщила патрону о Линзе? Люкрес не настолько хорошо разбирается, чтобы ее опознать.
— Не уверен, но следует исходить из худшего. Если Саламандра решилась на свою игру — нам повезло.
— М-да. Вот так МБ и узнает о том, что не один только Паук умеет воровать Линзы.
— Практиковаться Саламандре было не на чем, так что максимум, что у нее есть — это непроверенные теории. Я тебе больше скажу, мой светлый шер. Я тоже знаком с Линзами только теоретически. Но у нас преимущество.
— У нас? — Дайм глянул на Роне так остро, что тот буквально почувствовал, как рвется самое тонкое место его плана.
— У нас, мой светлый шер. Я не спрашиваю, свобода от чего тебе нужна. Просто примем это как данность. И как данность примем твои сомнения на тему единения с ужасным темным чудовищем.
— Ехидной.
— Ехидной, договорились. Так вот. Ехидна готова поставить собственную жизнь на то, что у нас получится единение на троих, и оно же — инициация Линзы.
— На троих, значит.
— Да! Мы же идеальный треугольник! Ты вообще задумывался, почему в мире Двуединых один из священных знаков — треугольник?
— Роне, тебя заносит в теологические дебри.
— Шиса с два! Я знаю, в чем ошибся Ману, и в чем не ошибемся мы с тобой. Разве ты не видишь, Двуединые благоволят к нам! Они свели нас втроем, дали Линзу, осталось лишь сделать последний логичный шаг! Ты, я, Шуалейда и Линза. Шуалейда будет нашей королевой, нашим Источником! Новой опорой равновесия!
— Роне, успокойся и сядь.
Роне замер посреди гостиной, только в этот момент осознав, что вышагивает взад-вперед, размахивая руками, и почти кричит. И что на него кроме Дюбрайна с любопытством смотрят гоблинский шаман — из-под дивана — и дохлый некромант Ссеубех, притворяющийся обычной книгой, забытой на подоконнике.
— Сел уже, — выдохнул он, падая обратно в кресло и наливая себе еще вина.
— Давай решать задачи по очереди, мой темный шер… Шис, Роне, ты же не собираешься затеять еще одну Школу Одноглазой Рыбы?
— Хисс с тобой! Я не такой идиот, чтобы раздавать счастье всем даром. Хватит уже, нараздавались. Я хочу всего лишь свободы, безопасности и спокойствия. И немножко счастья себе лично. То есть нам троим. Так уж получилось, Дайм шер Дюбрайн, что мое счастье зависит от тебя, а твое — от Шуалейды.
— Ты так логичен и разумен, что мне страшно делается.
— Страшно, мой свет, когда логике и разуму противостоят предрассудки и мракобесие. К примеру, в лице твоего брата и шеры Лью. Ты бы видел, как Саламандра смотрела на Шуалейду! Как будто она в любой момент может превратиться в Мертвого и сожрать тут всех.
Дайм тихо, но очень эмоционально выругался и снова прикрыл глаза. Всего на пару секунд. А потом…
— К шисам треххвостым теорию, Роне. Пока мы с тобой сидим тут, эти двое подбираются к Шуалейде. А я даже не знаю, с какой стороны мне к ней подступиться!
— Может, прямо? Она знает, что ты — это ты, а не Люкрес. Или у тебя опять жесткие границы?
— И как только ты догадался, дери тебя!.. Проклятье! — Дайм запустил обе руки в волосы и зажмурился. — Ты бы знал, Роне, как меня достало маневрировать!
Роне сам не понял, как оказался перед Даймом на коленях, прижимая его к себе и поглощая ослепительную, рвущую на части боль.
Граничное условие, мой светлый шер? О да. До меня наконец-то дошло. Долго шло. Непростительно долго, и чтобы дошло — мне понадобилось столкнуться нос к носу с другим твоим братом — лейтенантом Диеном, императорским големом. Но допустить, что и с тобой, светлым шером и сыном императора, сделали такое? Это где-то за гранью света и тьмы — наказывать собственного сына за каждую неподобающую мысль, грозить ему смертью за малейшее отклонение от приказа.
Конечно, светлого шера не превратили в равнодушное существо, не имеющее собственных желаний и воли, но что ему навязали жесткие, даже жестокие ограничения — к Шельме не ходи. Наверняка именно поэтому Дайм так и не стал любовником Ристаны, а не по причине слишком романтичной и добродетельной натуры.
Проклятье. Если все так — то Дайм тем более не простит Роне ночи с Шуалейдой. Ведь Роне получил то, что сам Дайм взять не сможет.
Мертвый бы драл императора и Конвент, вместе взятых!
— Мы сделаем это вместе, мой свет, — шепнул Роне, глядя Дайму в глаза. — Обещаю тебе, скоро ты будешь свободен.
Роне позволил себе минуты две слияния, не больше. Потом, когда они сделают необходимое, у них будет сколько угодно времени. С трудом заставив себя оторваться от такого ласкового, такого необходимого света, Роне поднялся на ноги и спросил:
— Насколько твой братец доверяет своей любовнице?
— Ни на динг.