Ее зовут Тень

С утра Торина пришлось поднимать руганью и хлопками по плечам и спине. Графенок страдальчески морщился, кривился, ворочался с боку на бок и даже ругался сквозь зубы, но глаза открывать отказывался категорически и вскочил только после того, как находчивый Каррэн, знаками велев всем молча замереть на месте, распутал ноги лошадям и повел их к тракту. Вот тут-то, заслышав частый перестук подков и тихое ржание, Торин и вскочил, да так ретиво, что едва не опрокинул меня, стоявшую в непосредственной близости от его непробудимой персоны. Поняв, что его надули, аристократенок разобиделся на весь свет, во всеуслышание прокричал об этом и заткнулся надолго, видимо решив наказать окружающих непреклонным молчанием и хмурыми взглядами из-под насупленных бровей. Мы с альмом и солдатами с восторгом приняли эту кару и неприкрыто улыбались друг другу, радуясь такому спокойному и, главное, тихому спутнику-полководцу, по-прежнему старательно удерживаемому в самом центре нашей разномастной группы.

На широкий торговый шлях между Каленарой и Тинориссой мы выбрались ближе к полудню — приходилось беречь графеныша и не пускать лошадей вскачь, что, разумеется, отрицательно сказывалось на скорости нашего передвижения. Торин, как ни хорохорился, был откровенно плох, я уже жалела, что не выпытала у него, что за болезнь точит его аристократическое тело, — возможно, зная причину, можно было бы устранить если не ее саму, то хотя бы последствия. А так… Графенок отчаянно бледнел, потом столь же решительно краснел, надувал губы, щурил глаза, но упорно молчал и не жаловался, за что я, если честно, была ему очень благодарна — уж слишком надоели его вчерашние причитания. Впрочем, вскоре я уже не на шутку встревожилась и откровенно возмечтала о продолжении сиятельных стенаний, дабы убедиться, что он там втихую не помер. Хотя такие, как он, из чистой вредности не помирают, видимо считая, что окружающим полезно с ними мучиться.

На большак Торин явно попал впервые в жизни и оглядывался так, будто у него сейчас же это замечательное зрелище отберут и больше никогда не покажут. Все остальные вели себя намного спокойнее и сдержаннее, явно успев повидать и немало более интересных вещей, чем торговый шлях между двумя крупнейшими городами Райдассы. Каррэн так вообще ухитрялся подремывать в седле, расслабленно сгорбив спину и почти выпустив поводья. Левый и Правый, сияя здоровенными синячищами на лбах, тихонько пересмеивались между собой, вызывая добрую зависть и невольное восхищение подобной самодостаточностью. Парням вполне хватало общества друг друга, а весь остальной мир для них, похоже, просто не существовал. Батя рассеянно пускал кольца из своей трубки и глядел вперед с философским спокойствием, рожденным немалым жизненным опытом. Цветик угрюмо зыркал туда-сюда (мы с Торином отчего-то удостаивались особенно мрачных и злобных взглядов), но высказываться вслух не спешил, а Зверюга, казалось, был полностью поглощен созерцанием изумрудного разнотравья по обочинам. Тьма с тихим присвистом летела над головой Бабочки, время от времени бросаясь в меня обрывками восторженных мыслей — демону очень нравилось наше неспешное и спокойное путешествие. По сравнению с прочими заказами оно и впрямь началось на диво мирно и безмятежно, я искренне надеялась, что нам и дальше будет везти на отсутствие неприятностей. Но что-то, видимо не то шестое, не то десятое чувство храны, выполнившей на своем веку не один заказ, подсказывало, что без проблем мы, увы, не обойдемся. Впрочем, пока на графенка никто и не думал покушаться. Правда, объяснялось это, скорее всего, миролюбием путешественников, встреченных нами на пути. Торговцы, курьер с королевскими гербами на попоне лошади, герцогская карета, крестьянские возы с сеном и ранними яблока их хозяева, восседающие на козлах со своими многочисленными семействами, и калики перехожие, шатаюшиеся из города в город пешком, не собирались рисовать своими жизнями и нападать на моего подопечного.

День прошел потрясающе спокойно и тихо. Правда, после обеда, приготовленного па скорую руку близнецами в какой-то рощице, Торин вновь принялся ныть и жаловаться но на него никто особенно не обращал внимания, и вскоре графеныш заткнулся, окончательно уверившись, что более черствых и неотзывчивых типов, чем те, которые сопровождают его сиятельство в столь долгом и нелегком пути, земля Сенаторны еще не носила.