Её звали Карма (СИ)

- Не серчайте, гости дорогие, отлучусь на чуток, - попытался улыбнуться Василий и, взяв Катерину под руку, - отвел ее в сторону. - Ты что ж это удумала? Опозорить родителя хочешь? Почто упорствуешь в дурости своей?! Удумала бунт учинить? Я живо тебя вразумлю. Евдокия!

-- Что, государь? - поклонилась подбежавшая нянька.

- Запри ее, - начал он шепотом, чтобы гости не слышали. - И пусть сидит в опочивальне своей, доколи не позволю показаться пред очи мои. Вон с глаз моих! - закончил князь и вернулся к гостям.

- Катерина, матушка, что ты еще удумала? Зачем оспины такие мерзкие наставила на лице своем холеном и пригожем? Почто гнев у батюшки вызываешь?

-- Учить меня удумала?! - сквозь зубы процедила княжна.

- Что ты, голубушка! Это я так, не подумавши, ляпнула. Глаша, разыщи Алевтину и Варьку и живо приготовьте баню государыне нашей, - распорядилась Евдокия по ходу дела, увидев в коридоре сенную девку, стоявшую без надобности.

Вскоре в опочивальню княжны холопки приволокли лохань, и давай

наполнять ее теплой водой.

- Ох, княжна, накличешь на себя беду. Почто отца - батюшку не слухаешь? - сокрушалась нянька, снимая с нее дорогой сарафан, расшитый каменьями.

Катерина молча стояла, позволяя себя раздеть, потом забралась в лохань.

- Долейте горячей воды, а то студеная уж больно, - командовала Евдокия, засунув для пробы руку в лохань. Девчата подхватили ведра и унеслись из опочивальни за кипятком.

-- Ну, зачем тебе, голубушка, надобно было так мазать себя?

-- Ты не уразумеешь.

-- Ведь молодой боярин и впрямь подумает, что ты дурнушка.

-- Мне того и надобно.

-- И впрямь не уразумею, княжна...

-- Опостылел мне Андрей, другой мне люб!

-- Так ты замуж не желаешь?

-- Не желаю!

- Ах, вон оно что...Глупая ты еще, дитя мое, - тяжко вздохнула нянька, намывая плечи и спину юной госпоже. - Разве ж ради любви замуж идут? Выходят, чтоб семью и детей иметь, чтоб жить в достатке и под защитой мужа. А любовь тут не при чем. Она позже появляется.

-- Как это так?!

Холопки приволокли ведра с горячей водой и стали подливать ее в лохань.

- ... Появляется с уважением к мужу, с заботой о нем и детях.

- Да нет же, Евдокия! Нельзя без любви под венец, да на веки вечные. Это ж грех адовый.

- Молода ты еще, голубка моя. Не все разумеешь о жизни. Полюбились год-другой и расстались, а очаг свой иметь будешь не один десяток лет. И дети радость нести станут. Ты поймешь, когда мужа познаешь, когда понесешь от него и разродишься первенцем. А покуда тебе не уразуметь, об чем я тут толкую тебе. Чудными кажутся тебе речи мои.

-- Ой, чудными няня.

- А жених твой ладный: и богат, и красив, и молод. И чего еще до счастия надоть? - нянька стала обтирать свою подопечную, вышедшую из воды. Нарядив ее в чистый сарафан, она распорядилась убрать лохань и напоследок напутствовала Катерину. - Одумайся, голубушка. Не гневи родителя, - с теми словами и вышла из опочивальни, закрыв дверь на ключ.

В городе гулянье началось. У реки, на поляне народ веселится.

Вечереет. Запалили костры. То тут, то там слышны песни да смех. Молодежь расселась вокруг большого костра и затянула песни: девчата запевают, парни подхватывают. Молодые милуются, парами по лесу гуляют, венки плетут, по реке на лодках катаются, а Катерина сидит одна в своей светлице у распахнутого окна и грустно глядит вдаль, на огоньки костров.

Как бы ей хотелось сейчас туда, к ним - к подружкам и друзьям - петь песни, прыгать через костер, водить хороводы, слушать были и небылицы и просто сидеть у огня с Берджу, чувствуя, как он сжимает ее ладони в своих...

В светлицу вошла нянька и поставила корзину с ужином на резной стол. Катерина упала ей в ноги.

-- Евдокия, пусти меня на свет божий! - взмолилась девушка.

-- Что ты, княжна! Подымись. Бог с тобой, ласточка моя!

-- Няня...

-- Что ты, дочка! Государь приказал не выпущать тебя.

-- Выпусти, умоляю! Пожалей меня, несчастную...

-- Не велено. Не велено выпущать. Я б с радостью. Но батюшка приказал...

- А ежели он тебе прикажет удушить меня, ты тоже исполнишь волю его?

- Что ты такое говоришь?! Пожалей меня, старуху. Ведь князюшка не пощадит меня, коли я упущу тебя. Что я могу поделать? Не убивайся так. Вот, поешь, золотко. Покуда батюшка запрет не сымет, сидеть тебе здесь, моя милая, - нянька погладила Катерину по голове.

По щекам княжны поползли слезы. Она поднялась с пола и присела у окна.

-- Поешь, милая, - упрашивала женщина.

-- Не буду. Лучше сгинуть.

- Не упрямься. Никто не увидит твоих терзаний, Катерина. Ничего путного не придет на пустое брюхо. Поешь. Тут и смородинка, и яблочки. Погляди: и хлебушко прямо из печи, и крынка молока прямо из-под коровы, и мед липовый, - проговорила Евдокия и вышла, снова закрыв дверь на замок.

- Берджу-у... - простонала Катя в темноту. Потом соскочила и, подбежав к двери, стала барабанить в нее кулаками.

-- Отворите! Выпустите меня отсюда! Выпустите!

- Успокойся, Катерина! Усмири пыл свой. Не велено выпущать тебя на волю. Не велено. Смирись и утихни! - раздался голос Евдокии за дверью.