Эффект бабочки

Позже, правда, оценил непрошенную информацию. Если умеешь ориентироваться в сложной социальной системе индусов, в индийских кварталах можно рассчитывать на особое отношение. Ну и понимание, к кому можно обратиться при необходимости, не лишнее.

* * *

Запахи ударили в нос — специи, благовония и… а вот ожидаемого запашка канализации и мусорных куч не оказалось. Не сказать, что очень уж чисто, но нормально.

Небольшая, очень этническая гостиница в пару десятков комнаток, густо пропахшими благовониями. Масса безделушек и талисманчиков, курильниц для благовоний и прочей восточной мишуры.

— Леванья, молодой господин, — на хорошем английском представилась немолодая, но всё ещё красивая женщина, — владелица этой скромной гостиницы. Буду рада услужить молодому господину.

Машинально кланяюсь ей тем же манером, но чуточку иначе — как кшатрий. Всё тот же Прабодх с его увлечением историей, чтоб его… По отцу я из достаточно старого, но мелкого и ничем не выдающегося немецкого дворянства. Офицеры не выше полковника (дважды за всю историю рода), мелкое и среднее чиновничество, преподаватели в университетах, инженеры, школьные учителя. Ничего такого, право слово — процент дворян в Германии уступает только польскому [58], а привилегий нет уже давненько.

За полтора года привык, теперь вот при общении с индусами чуть ли не на автомате включаю кастовость. Прабодх, если не считать национальных тараканов, был неплохим соседом — уживчивым, спокойным, тихим. Правда, благовониями всю комнатушку завонял!

Приехавший на учёбу брахман шарахался от земляков, как чёрт от ладана. Оказывается, в Европу и обе Америки перебираются всё больше представители низших каст, высшим и на родине неплохо. Во мне же индус нашёл ровню и якорь, обучая заодно правильной жизни — в своём, истинно верном понимании.

Я не спорил… тем более, бонусом к поучениям шли всевозможные вкусняшки от небедной родни.

В глазах Леваньи мелькнуло явственное удивление, но смолчала.

— Помыться, поесть, — ещё раз повторяю, — на ваш вкус. Я с парохода, мясо и картошка изрядно надоели. Ну и постираться. А после — экскурсовода по городу, да чтоб толкового.

Пару минут мы говорили, обсуждая меню, город и морское путешествие. Индуска с каким-то странным напряжением вставляла в речь родные для неё словечки и понятия, вглядываясь в лицо. Видя, что я понимаю, женщина выдохнула и поклонилась низко.

— Кшатрий обязан защищать в любых обстоятельствах: брахманов, женщин, детей, стариков и коров. А также любого, кто не в состоянии сам себя защитить и просит кшатрия о помощи, — с нескрываемым волнением сказала она, не поднимая лица, — молю о помощи, кшатрий.

Девятая глава

…— с яванцами мы часто пересекаемся, — устало говорила женщина, не поднимая покрасневшие от недавних слёз глаза. Слуги или младшие родственники, пока не понял, суетятся вокруг стола со сладостями, — живём по соседству, да и обычаи схожие встречаются. Всякое бывало, но нормально жили, мирно. А потом сэр Сесил решил…

— Я не местный, Леванья, давайте подробней — кто этот Сесил и так и далее.

— Сэр Сесил Хантер Родвелл, наш губернатор, — послушно повторила женщина и замолкла.

— Ясно, дальше.

— Губернатор решил, что индийская община слишком сильной стала в Британской Гвиане, слишком благополучной. Ну и… — прерывистый вздох, — децимацию [59] провели.

Брови мои поползли вверх — всякое читал о Британской Империи и излишне вольном обращении с туземцами чиновников колониальной администрации. Но децимацию?!

— Простите, — молодой господин, — зачастила женщина, — я не всегда правильно говорю. Децимация не как казнь, а как репрессии. Выслали многих, в основном брахманов. А кшатриев и наиболее уважаемых вайшьев кого обратно в Индию отправили, кого и по тюрьмам.

Губы Леваньи задрожали, но она справилась с надвигающейся истерикой, несколько раз глубоко вздохнув.

— Мужа моего тоже… вроде как в контрабанде обвиняют… сейчас

— А раньше в чём-то другом?

— Всякое… сперва социалистические взгляды, — красивые губы искривила мрачная усмешка, — потом что приют уголовникам даём. Но это всё ложь! Наша община очень законопослушна, обвинения рассыпаются в судах — даже в британских судах! А мы тем временем разоряемся…

— С губернатором и британским правосудием даже и пробовать не буду тягаться, — начинаю вставать.

— Не надо! Мы готовы пожертвовать частью имущества, только бы наши близкие вернулись назад. Да и они и вернутся в большинстве — те, кто в тюрьмах не помрёт, как мой брат…

В очередной раз выражать сочувствие горю считаю не должным, поэтому просто молчу и делаю вид, что не замечаю катящихся слезинок, уделяя нарочитое внимание предложенным сладостям. Пару минут спустя хозяйка гостиницы успокоилась и разговор продолжился.

— Это не в первый раз уже, оправимся. Страшно другое — мы остались без лидеров. Все мало-мальски значимые люди высланы, сидят в тюрьмах или находятся под домашним арестом с кучей ограничений.

— Яванцы… — подталкиваю Леванью.