— О да, одобряю, — последний из которых Яр ухватил, раскрывая. Чего он точно не делал, так это не одобрял. Ему бы… чтоб она была всегда дома, всегда рядом, в безопасности. Она, дети, Глаша. Он-то заработает столько, сколько нужно, и даже в сотню раз больше. Но дело ведь не в деньгах. Ей хочется… А он… Если это нужно ей, значит, нужно и ему.
— Ну делаешь вид, во всяком случае. А я делаю вид, что твои дома мне еще не осточертели.
— Я неплохо делаю дома, на самом деле…
— А я неплохо делаю вид, что твоя бесконечная работа меня не бесит…
— А еще мы неплохо делаем детей… — Яр протянул очень уж мечтательно. Конечно, о таком можно рассуждать, когда дети с Глашей.
— Самарский… — теперь закатила глаза уже Саша, за что была поцелована в смеющиеся губы.
— Ладно, договорились, — в какой-то момент, оторвавшись, подняв на ноги сначала Сашу, следом поднявшись сам, Яр сложил руки на груди, окидывая жену внимательным взглядом. — Я делаю дома, ты делаешь дела, а вместе делаем детей?
Чувствуя подвох, но не зная еще, в чем он, Самарская аккуратно кивнула.
— Отлично, — этого было достаточно, чтоб ее тут же развернули, подталкивая прочь из гостиной, а потом и вовсе подняли на руки, бубня о том, что так будет быстрее. В спальню они добрались без происшествий. В очередной раз возблагодарили небеса за то, что Глаша согласилась окончательно переехать, а значит, дети под контролем. — Дома сегодня строить нельзя — церковный праздник. Не помню какой, но какой-то точно. Дела делать тоже. А детей можно.
— Самарский… — Саша снова закатила глаза, а потом прижалась к щеке мужа, целуя нежно-нежно, скользнула губами к уху, касаясь уже его, и шепнула. — Как же я тебя люблю.
— Я больше.
И последнее слово, как всегда, за ним.
— Алло, Настен.
— Угу, — шел пятый день совместного проживания.
Сегодня Глеб работал, а Настя ждала его дома. Девушке было не то, чтоб плохо, но не очень комфортно, непривычно.
К сожалению, его работу никто не отменял, а время для ее еще не настало.
Не желая ударить в грязь лицом, Настя вовсю училась… учить. Вспоминала, как строила урок раньше с малышами, занятия с которыми курировал Петя, поднимала учебники, которые уже по миллиону раз читала, но ведь вполне могла что-то забыть, смотрела записанные уроки именитых школ, делала кое-какие заметки… и жутко нервничала.
А когда уставала заниматься этим, решалась сыграть еще один тур в игре «хозяйка Имагинской квартиры». Настя готовила ему ужины, смахивала пыль с телевизора, который они даже иногда смотрели, застилала вечно скатанную клубком постель. Дважды ездила домой — создавала видимость проживания и там.
Сегодня же решила, что должна сделать кое-что еще.
— Я задержусь сегодня. Мы тут совещаемся, не знаю, когда закончим.
— Хорошо, совещайтесь. А я… Глеб, я в Бабочку смотаюсь.
— Зачем? — мужчина напрягся. Зря.
— Хочу попрощаться со всеми. А сегодня многие должны быть.
Какое-то время он молчал. Настя даже успела представить, как в голове мужчины мысли сменяют друг друга. Неужели думает, что она пустится плясать на тумбе, испытывая ностальгию? Если так, то дурак. По людям, возможно, ностальгия и осталась, по работе — нет.
— Хорошо, тогда я за тобой в Баттерфляй и заеду. Телефон только не отключай.
Настя клятвенно пообещала не отключать и вообще вести себя прилично и прилежно. Обула любимые кеды, футболку «девушка моряка», как тогда, схватила волосы в высокий хвост, взяла рюкзак, вставила наушники в уши, поехала на метро.
Так, как делала каждый раз, направляясь в Бабочку на работу.
На входе ей кивнул суровый охранник, она кивнула в ответ, а потом поздоровалась уже в голос. Раньше делала это редко, а теперь здоровалась с каждым. И прощалась тоже.
Первым делом — с Женечкой.
— Так значит, ты с Имагиным, да? — увидев ее на пороге кабинета, он даже с кресла своего кожано-пафосного подскочил, обошел стол, остановился в нескольких шагах, засунув руки в карманы. Перекатился с пяток на носки, глядя сначала на эти самые лаковые носки туфель, а потом уже на нее. Обижено. Кто бы сомневался? — Быстро он тебя… окрутил.
Не приди Настя исключительно ради того, чтоб попрощаться со всеми, оставив в памяти хорошее, молча хлопнула бы дверью после этих слов, и дело с концом. Но ведь Женечку ей тоже было за что благодарить — взял же в бабочки, относился хорошо, пусть и с некоторыми оговорками, платил исправно, не зверствовал.
— Это я его быстро окрутила, Жень. А он меня долго окручивал.
Она имела в виду одно, он понял другое. Объясняться смысла Настя не видела. Зачем? Они, в общем-то, никогда не понимали друг друга.
— Ключ в общей гримерке оставишь, ну и казенное имущество не выноси, — пытаясь хранить все такой же обиженный вид, Пир передернул плечами, бросая еще один взгляд побитой собаки на девушку.
— Пока, — а Настя только слегка улыбнулась. К Пиру пошла первому, в сущности, только потому, что это и должно было пройти быстро и без особых эмоций. Здесь она скорей соблюдала приличия, чем действительно хотела попрощаться.
Развернувшись, Веселова открыла дверь.