Телефонный аппарат смертельным капканом стынет молчаливо на столе.
Накладная с личной печаткой: «укладчица Степанова»
Сын продолжает свой рассказ…
Посреди пасторального пейзажа остатки сгоревших машин, разбросанные трупы, запах горелого человеческого мяса: всё, что осталось от разгромленной сирийской батареи.
Рассыпавшись цепью, идем в атаку на укрепленную позицию, в гору. Сирийцы бегут в другую сторону, напарываются на отряд наших сержантов.
Всё указывает на внезапность нашего прорыва – в палатках чашки с дымящимся кофе, брошенные впопыхах ржаво-белые маскхалаты «Эдельвейс» сирийских «коммандосов», книжка на арабском о Зое и Шуре Космодемьянских. С вращающейся магнитофонной ленты – голос Аллы Пугачевой. Сплошь памятные подарки от бывшей моей родины – вычислитель стрельбы на русском языке, пробитый пулями.
Накладная из ящика со снарядами для гранатомета с личной печаткой – «укладчица Степанова».
Абсолютно новый танк Т-62, сиденья в целлофане. Все надписи по-русски. Можешь изучать его «только за то», что он настигает на всех путях жизни, и нигде в мире, как здесь, нет столько оружия, по которому можно изучать русский язык.
Слушаю сына и вспоминаю, что в Рамалле и Дженине русские женщины, жены арабов-коммунистов, с тоской подпевают Алле Пугачевой, по тропинке бегает пацан с именем Хасан-Алеша, а со стен домов арабского Назарета, родины Иисуса, смотрит Ильич в кепочке, с издевательским прищуром: «Правильной дорогой идете, товарищи!»
Правильной или неправильной, но атака спецназа была столь внезапна, а неразбериха на передовой столь велика, что весь этот день и следующий, до прекращения огня, сирийцы уверены, что позиция в их руках, шлют то грузовик с подкреплением, то бронетранспортер, и мы, – говорит сын, – подпуская их поближе, расстреливаем в упор.
Письма на рецептурных бланках
Десятое августа. Мы в Бейруте.
Не более пятидесяти метров отделяют многоэтажный дом, в котором мы закрепились, от дома, набитого террористами, рядом с беговыми дорожками ипподрома. Тесное это пространство простреливается гранатометчиками и снайперами, так, что носа не высунуть. Здесь нет ни фронта, ни тыла. И все же находятся безумцы, пересекающие на машинах это кладбищенское пространство, заселенное лишь привидениями.
Мы занимаем взводом огромную многокомнатную квартиру, которая была для хозяина жильем и аптечно-парфюмерным магазином, располагаемся среди резной в средневековом стиле мебели, фарфоровой и серебряной посуды, между ящиками с шампунем и мазями, грудами рецептурных бланков, на которых пишем вам, родителям, письма.
Другой взвод занимает бывший музыкальный магазин. Иногда оттуда доносится звук трубы или кто-то с грехом пополам выбивает собачий вальс на роскошном рояле. Больше всех повезло третьему взводу, который попал в квартиру и одновременно порнографическую лавку, окопавшись в грудах журналов, вибраторов, надувных кукол и коробок с кондомами. На пост ребята выходят с пачками «Плейбоя».
Сюрреальна жизнь Бейрута.
На веранде, из-под которой бьют пушки, семья играет в карты, «скорая» везет раненых, молодые пары на мерседесе едут в казино в Джунию.
Ложимся спать в огромную кровать с балдахином. Рядом с кроватью телефон, по которому можно позвонить в Тель-Авив только через Чикаго.
Вдруг – бешеная стрельба. Неподалеку, на балконе, старик палит из автомата в воздух, жена вкладывает ему патроны в обоймы, а он все палит: Башира Джумайеля избрали президентом.
И пошла, завертелась каруселью оперетта вкупе с кровавым фарсом – появятся американские морские пехотинцы. Итальянские берсальеры с петушиными хвостами на касках из батальона Сан-Марко будут, играя на инструментах и тряся петушиными хвостами, распевать песенки во время спортивного бега по бейрутским улицам.
Нас пошлют в Джунию – задержать две лодки с французскими десантниками, высадившимися с миноносца, не пускать их на берег. Мы начнем их теснить, и в результате несколько огромных красных беретов и значков останется в наших руках на память об этом событии.
Корниш Эль Мазра: обои из человеческих лиц
Адский взрыв в штабе христиан в Бейруте.
Бестолковость и сумятица в эфире: убит Башир Джумайель или не убит.
Кто-то вроде бы видел его живым, но по бормотанию комментаторов, общей панике радиосообщений, голосу Шарона – ясно, убит, и с ночи нас введут в западную часть Бейрута.
Высаживаемся с десантных кораблей на берег, втягиваемся в переулки, извилисто ведущие в глубь городских джунглей. Впереди командир роты с двумя связистами. По правой стороне переулка наш взвод цепочкой, и я четвертый, прикрывающий первых троих. Интервал между нами – пять метров, чтобы брошенная граната не нанесла большого урона. Вокруг многоэтажные развалины, пахнет гибелью и мерзостью запустения.
15 сентября. Восемь часов вечера. Сели у стен. Половина взвода спит, половина – на страже. До четырех утра.