Мы в самом сердце западного Бейрута – Корниш Эль Мазра, примерно, в восьмистах метрах от учреждений Арафата. Задача – дойти до них.
Танк «Меркава» с задраенным люком движется посреди улицы. Мы – вдоль стен. Улица сверху вдоль и поперек простреливается гранатометами, осколки, камни, штукатурка сыплются нам на голову. Отмечаем огневую точку. Танк стреляет по этажу.
Засели у итальянского посольства. Кто-то оттуда машет нам в окно, показывая жестами, мол, не желаете ли пить. В этот миг снаряд попадает в склад гранат, находящихся рядом с посольством. Взрывы, валит дым из всех щелей, ранило какого-то ливанца. Наши ребята перевязали ему раны.
К двум после полудня, через десять часов после начала движения, мы прошли всего несколько сотен метров. Совсем рядом – здание, которое надо захватить. Начинается настоящий уличный бой. На каждом перекрестке простреливаю поперечную улицу, пока ребята перебегают за моей спиной. Дошли до огромного черного здания. Вывеска – «Московский народный банк». Под прикрытием дымовой шашки мы заскакиваем в вестибюль дома, который станет местом нашего расположения.
Пятый час после полудня. 16 сентября восемьдесят второго года. Палестинцы ведут огонь из гранатометов по верхним этажам. Сыплются стекла из окон бельгийского посольства и посольства монахини Марии-Терезы. Мы – на втором этаже, расстелили спальные мешки и раскрываем банки с боевым пайком.
Ворвавшись на верхние этажи, где располагается отдел пропаганды Арафата, мы видим стены, обклеенные обоями из лиц убитых в террористических актах израильтян – мужчин, женщин, детей, вырезанные и увеличенные из израильских газет. Поверх этих обоев – портреты Маркса, Брежнева и Арафата. В шкафах огромные пачки незаполненных грамот, на которых, вместо эмблемы, – снимок одиннадцати израильских спортсменов, убитых в Мюнхене.
Потом еще будет гора Джебель-Барух на шоссе Бейрут-Дамаск, с высоты которой в дымке видны пригороды Дамаска с ползущими, как муравьи, машинами.
В один из дней мы высадимся с командиром батальона на вертолете в отвесном ущелье – выкурить из пещер террористов. Один из них, выскочив из пещеры, упадет, срезанный очередью, второй выберется с поднятыми руками, но первый внезапно выстрелит и попадет комбату в пах.
Врач сделает ему успокоительный укол. Сумерки стремительно приближаются. Вертолет не может спуститься, ибо с наступлением темноты, сирийцы открывают огонь по всему, что летает. С раненым на носилках, беспрерывно меняясь, да еще с пленным в придачу, мы будем идти вверх по крутой тропе, при свете луны, с каждым шагом все более обозначающем увеличивающуюся слева от нас пропасть, и лишь к двенадцати ночи доберемся до вершины.
Странная страна Ливан, заражающая любого, ступающего на эти земли, жадным желанием жить и полнейшим фатализмом перед лицом смерти.
Будет еще христианский городок в горах Ливана – Дир Эль Камар, окруженный плотным кольцом ливанских друзов, полных решимости вырезать население городка, всех, до единого, от мала до велика. На экранах телевизоров – истощенные лица истово молящихся в церквушке городка, до отказа набитой мужчинами, женщинами и детьми. И полное глухое равнодушие христианского мира к своим же братьям.
Но Менахем Бегин заявляет, что евреи не допустят резни безвинных людей, ибо отлично знают, что это такое.
Мы двое суток вывозили жителей из городка. Атмосфера ненависти вокруг них была до того густой, что лишь отвернешься на миг, как за твоей спиной друз бросается с ножом на христианина. Мальчишка будет пытается штыком проколоть шины. От холода коченели руки. Христиане жадно хватали из наших рук горсти конфет, и волчьи взгляды друзов на ускользающую добычу пробирали страхом до костей, сильнее, чем обстрел.
Потом нас на горе сменили религиозные, с пейсами и бородами, всего девять месяцев в армии. Мы возникли перед ними прямо в облаках, и они испуганно спрашивали: «Где мы?»
Кто-то из нас ответил: «На седьмом небе».
На радостях мы покинули место ночью. Останавливает нас на шлагбауме военная полиция, ибо ночью в Ливане двигаться запрещено. Звоним комбату.
«Вы кто? – сердито спрашивает. – Спецназ? Шакед? Ну, так оттесните их, и все дела…»
Сын смеется, вспоминая, как девушка в Кириат-Шмоне увидела его вываливающимся из автобуса, как вываливается из берлоги грязный и одинокий зверь. Его улыбка испугала ее.
Оказывается, смерть может быть временем года, образом жизни с долгой болью и короткими радостями, и у детей, которые вернулись в землю Обетованную, уже сейчас отсутствующие лица, как у Ангелов, ибо прислушиваются в самих себе к будущему.
Глава пятая
Экспортеры террора