Эффект бабочки в СССР

Вертолеты наматывали разреженный воздух Афганистана на лопасти винтов, я варился в собственном соку, учитывая тяжелый и жаркий бронежилет. Снимать боялся — пограничники смотрели на меня волчьими глазами и разве что не рычали. Гумар даже шлем какой-то мне на башку напялил, гад.

Сами они сняли кители, оставшись в одних майках. Под нами мелькали бахчи и хлопковые плантации, глинобитные домики и грунтовые дороги, редкие ленточки речушек и арыков. Впереди замаячили горы, и пограничники напряглись, всматриваясь в чуждые славянскому взгляду пейзажи.

Вертолеты стали снижаться, и траектория их движения стала сложнее — внизу уже пролегал горный хребет.

Вдруг что-то резко изменилось: Гумар припал к пулемету и принялся лупить короткими очередями, Даликатный ухватился за рукоятки АГС-а. Бортмеханик Эдгар перебегал от окна к окну — здесь, на шкворнях, были закреплены АКМы, и могиканин выбирал подходящую позицию для стрельбы.

Я с ужасом увидел, что один из вертолетов звена отставал, за ним тянулся с дымный шлейф: что-то внутри машины горело! Вторая «восьмерка» сверкала на солнце, будто ее смазали маслом. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять — это масло и есть, оно растекалось по борту вертолета из пробитого радиатора! При этом обе вертушки продолжали изрыгать огонь из всех стволов — давили позиции врага на отрогах. Корпус нашей машины затрясся — пошли ракеты. Отстрелявшись, получившие повреждение машины изменили курс — выходили из боя.

Нет, Рэмбо я себя не чувствовал — палить в белый свет как в копеечку из вертолета, не имея соответствующей практики, было бы, кажется, совершенно тупой идеей. А вот перезаряжать мужикам оружие и снаряжать магазины — с этим я неплохо справлялся. Пальцы Белозора помнили эту науку — всё-таки, даже будучи водителем-ракетчиком, он служил в образцовой воинской части, а там учили по заветам дедушки Ленина… Многократно и дотошно.

Наша «восьмерка» сделала круг над несколькими невзрачными строениями, которые ютились на узкой террасе горного склона. АГС Даликатного просто захлебывался, поливая «ВОГами» позиции боевиков внизу. Корпус вертолета вдруг мелко задрожал — по борту прошла пулеметная очередь, раздробив один из закрепленных на шкворнях АКМ-ов. Мне в жилет ударила какая-то металлическая хреновина, я охнул и некоторое время пытался сначала вдохнуть, а потом — выдохнуть.

Кандауров сажал машину, бортмеханик Эдгар выпрыгнул наружу, не дожидаясь, когда шасси коснутся земли — и принялся исполнять что-то вроде шаманских танцев, жестами командуя процессом. Так он был еще больше похож на индейца. Второй вертолет завис в воздухе, контролируя пространство и выплёвывая порции свинца по огневым точкам противника.

Винтокрылая машина наконец встала на грунт. Я выглянул наружу: какие-то люди за руки, ноги и одежду тащили раненого. Наши! Вдруг совсем рядом, у самых их ног что-то грохнуло, поднялся столб дыма и пыли — бойцы рухнули на землю как подкошенные… Думать было некогда — я ринулся наружу.

Грохотало, свистело и завывало со всех сторон. Летели куски камней, песок, какие-то обломки и осколки. Вприсядку, пригибаясь, на четвереньках, черт знает как, наглотавшись пыли и сбив колени о каменистую землю, ободрав ногти на руках, я добрался до пораженных взрывом разведчиков и, ухватив за шиворот голубоглазого парнишку с залитым кровью лицом, закинул его себе на плечо, крякнул, распрямился и помчался обратно к вертолету, плюнув на безопасность.

— Держи-и-и-и!!! — Даликатный принял раненого, втащил внутрь и передал второму пилоту, который тут же принялся оказывать ему первую помощь.

Я побежал обратно — туда, где в пыли еще оставались живые люди.

Понятия не имею, каким сверхъестественным образом, но я притащил сразу двоих на себе. Мои ноги подгибались, сердце пыталось выскочить за пределы тюрьмы из ребер, легкие горели, горло и рот представляли собой филиал пустыни Гоби. Один из разведчиков безвольно мотал головой, явно контуженный, у второго кровью наливалась штанина чуть выше колена, он орал благим матом, когда поврежденная конечность касалась чего угодно.

— Есть там кто еще?! — я сам находился в странном, бредовом состоянии — голова гудела, мысли путались, виски ломило.

— Двое! — выкрикнул истерично тот, которому осколок пробил бедро.

Второй пилот ткнул ему в ногу какой-то шприц из аптечки, раненый обмяк, я ринулся обратно в пыльную хмарь. Над головой стрекотали пулеметы — оставшийся целым вертолет из звена Кандаурова прикрывал нас с воздуха. Пограничники стреляли не переставая, сменив РПК и АГС на автоматы. Эдгар побежал следом за мной, и мы нос к носу столкнулись с оскаленным военным с каким-то рубленым, суровым лицом. Сквозь многодневную щетину, пороховую грязь и пыль сверкали яркие зеленые глаза.

— Ты кто, мужик? — спросил он, перезаряжая автомат и яростно клацая затвором.

Кармашки на его разгрузке были почти пустыми — там оставалось всего-то два магазина.

— Я? Гера Белозор! — больше ничего умного мне в голову не пришло.