Эффект бабочки в СССР

На столе лежала стопка каких-то книг, стоял бюст одного поляка с ястребиным профилем и карта Демократической Республики Афганистан, полная таинственных пометок. Пожилой человек за столом — в генеральских погонах, крупный, мясистый, с красивым полным лицом, болезненно морщился. Я людей в генеральских погонах в своей жизни видал не так, чтобы много, тем более — погоны эти были куда как непростые, но, глядя на самоуверенного полковника, водрузил второй ящик рядом с первым и отошел в сторонку.

Герилович жестом фокусника открыл оба ящика сразу, и кабинет засиял всеми цветами радуги. Я стоял с вытаращенными глазами и не мог вымолвить ни слова. Наверное, так себя чувствовал Али-Баба в Сезаме или Эдмон Дантес в пещере кардинала Спада. Самоцветы, драгоценные камни — вот что скрывалось внутри этих контейнеров!

Ящики эти — не самые большие, размером с обычный дипломат и разделенные на отсеки специальными вставками, и было понятно: не так-то и много тут драгоценностей, но… Лучи обычной лампы накаливания, которая ярко светила под потолком, отражались от этих сказочных богатств и создавали впечатление, будто творится самая настоящая магия! А если представить, что все эти сокровища можно было еще и огранить, и оправить — то в этих двух чемоданах лежали на самом деле очень большие деньги.

Я не разбираюсь в камнях, но зеленые — это наверняка были изумруды, матовые синие — лазуриты, имелись и другие минералы, самые разные… Виктор Палыч был тоже шокирован, но поменьше моего. Он, видимо, подозревал, что Герилович отчебучит нечто подобное.

— Понятно всё, понятно… То есть вы раздобыли доказательство, что часть контрабанды всё-таки переправляют в Союз? И те случаи со схронами в автомобилях — не единичные? Ладно, ладно, верю… Будем работать. Теперь поясните — вы такой храбрый потому, что имеете толковую версию и план действий? И что за дуболома вы притащили в мой кабинет?

— Я не дуболом, — сказал я. — Я — Гера Белозор, журналист.

— Журнали-и-и-ист? — глаза хозяина кабинета стремительно принялись вылезать из орбит.

— Спецкор «Комсомольской правды», командирован из минского корпункта, — продолжил я с расслабленным видом.

— Герилович! Какого!! Ху… — вопль генерала был подобен рёву раненого лося.

— Спокойно, Виктор Палыч! Это наш, советский Гаврила! То есть — Гера. Он и есть моя версия! Сейчас я вам всё изложу, а потом вы сами решите, куда нас — на Колыму там, или, например, на вручение госнаграды.

— Хера тебе, а не награды, Казимир, чтоб тебя, Стефанович! Вон и так скоро в чинах меня догонишь… — несмотря на показной гнев и грубость, было видно, что Герилович этому дородному мужику в погонах очень нравится.

Генерал сел в кресло, достал из ящика стола пачку сигарет, потянул бумажный цилиндрик и сунул его в рот:

— Излагай, — он ловко чиркнул спичкой и затянулся. — Послушаю, из уважения к твоим прежним успехам.

— Излагаю, — не стал устраивать сцену Герилович. — Итак, одного молодого спецкора, который в бытность свою сотрудником районки прославился своими журналистскими расследованиями, отправляют в командировку в Афганистан. Темы расследований: браконьерство и контрабанда его результатов, организация производства и реализация алкогольной продукции, коррупция и мошенничество в кладбищенском деле, поимка серийного убийцы — маньяка… И вот теперь, в тот самый момент, когда ваш покорный слуга шарится по горам в поисках караванов с лазуритом, этот самый журналист оказывается вместо Ташкента в Термезе…

— А Термез по-вашему…

— Важнейший перевалочный пункт. Как сказали бы за океаном — хаб! И первое, что делает журналист в Термезе — это наведывается в особый отдел, к Валееву. А еще — идет в столовую, кушает там, смотрит, слушает и вообще ведет себя на аэродроме вполне расслабленно. Потом ему в сопровождающие дают небезызвестных вам товарищей из Московского погранотряда — старшин Гумара и Даликатного. Напомнить их послужной список? И вот, три богатыря едут с колонной во-о-от по этой дороге, — полковник потянулся и ткнул пальцем в извилистую линию на карте, которая обозначала трассу Термез — Мазари-Шариф. — И тут можно начинать загибать пальцы: нашего Белозора атакуют в первый раз. Совершенно по-идиотски: подставили какого-то фанатика или отчаявшегося из местных, указали ему БТР — он пальнул, и был изрешечен пулями.

— Думаете — журналиста нашего пугали? Хотели, чтобы он вернулся обратно?

— Или по приезду в Кабул сидел в четырех стенах и переписывал пропагандистские методички, боясь нос на улицу высунуть, — кивнул Герилович. — А получилось бы прикончить — и то не беда. Одним бэтэром больше, одним меньше… Там такая логика, кажется. Но — покушение, так или иначе, не удалось. И Белозора привозят в Мазари-Шариф, где он начинает шариться на местных рынках, присматривать товар, покупать всякую чушь…

— Шемаху я купил, а не чушь! У меня уши обгорели! — вставился я, постепенно начиная понимать, куда клонит Герилович.

— Уши… Тихо, дальше слушай! Потом Белозор — то есть ты — сразу же прешься прощупывать Пятницкого…

— А Пятницкий это… — я снова потерял суть.