Эффект бабочки в СССР

В общем, когда он протянул мне руку и попросил рассказать о будущем, я брякнул что-то типа «тебя собачки спасут». И, конечно, попал в яблочко. Он вернулся с того злополучного задания живой и совершенно охреневший, и, конечно, поведал о моей великости и уникальности своим товарищам. Так я запустил жуткий маховик: в каждой части теперь находилось несколько человек, которые просили меня поведать их судьбу!

И ладно бы я совсем-совсем ничего не знал, но моя настоящая, не белозоровская, память вдруг решила поработать в режиме бешеной мультимедийной презентации, охотно извлекая из неведомых нематериальных хранилищ малейшие крупинки информации, которые я когда-либо читал, видел или слышал! Стоило мне узнать фамилию, глянуть в лицо очередному солдатику, про которого мне было известно хоть что-то — и образы мелькали перед глазами, как при ускоренной прокрутке фильма! Это были обрывки военной хроники или записи воспоминаний на видео, или строчки из статьей, фотографии, отголоски разговоров, в общем — всё, что угодно!

Конечно, тех, про кого я на самом деле знал-читал-слышал хоть что-то, было ничтожно мало. Может быть — каждый тридцатый, или каждый пятидесятый. Остальным я говорил общие фразы типа «пиши маме чаще, не пей, не кури, не добавляй зла и вернешься домой целый». И, конечно, «никому не говори о нашем разговоре, или можешь просрать свое счастье». Расскажет — ну, тогда, если случится беда, то я как бы не виноват. Не расскажет — ну, так кто узнает, чего я ему там наговорил? В такие мгновенья я чувствовал себя мерзко. Как-то нечестно это было, не по-людски…

В общем, то, что началось с шутки над директором одного недостроенного дубровицкого высокотехнологичного завода — теперь превратилось в мою личную головную боль и сердечную травму. Я обманул черт знает сколько людей, внушив им ложную надежду. Хорошо это? Плохо? Остановиться я уже не мог — солдатское радио разнесло миф про Белозора по гарнизонам, блокпостам и казармам с невероятной скоростью. Один случай сбывшегося предсказания превращался в десяток, минное поле — в лагерь, полный спящих душманов, видеокассета со взрывчаткой — в несколько фугасов ужасной поражающей силы.

В общем — в последние дни я чувствовал себя настоящей сволочью.

— Так что это ты им всем говоришь — «не добавляй зла»? Что это значит?

Мак догорал. Герилович открыл дверь того самого «Мицубиси» и поставил ногу на ступеньку.

Я глубоко вздохнул, стянул с башки шемаху, растрепал волосы и сказал:

— Жил-был на свете один хороший мужик, Сусликов его фамилия. Фамилия смешная, а человек замечательный. Строитель, многодетный отец и заботливый дед. И вот на него как-то упала на стройке бетонная плита. Обстоятельств я не знаю, но так уж случилось, что убить она его не убила, но попал человек в кому!

— Ну, ну, и причем тут твой Сусликов до хиромантских бредней?

— Да ни причем! Должен же я им что-то говорить, ёлки-палки, солдатикам этим! А мужик этот из комы вышел. И когда к нему кинулась родная дочь — она дежурила рядом, он взял ее за руку и поведал, мол, отпустили его обратно. Но кое-что сказали, обязательное к исполнению.

— Кто отпустил? Что сказали? — Герилович малость обалдел от моих баек, тем более говорил я горячо и искренне, потому что мужика этого знал — там, в будущем. — Кто вообще мог ему что-то там сказать в коме? Врачи?

— Его отпустили назад, жить. Кто бы это ни был. А сказали… Сказали — «не добавляй зла». Он эти три слова ей на ухо прошептал и уснул, обычным крепким сном, а когда проснулся — ни черта не помнил.

— Так может, сбрехала дочурка его? Ну, присочинила? Женщины, они сам знаешь… — полковник закатил глаза.

— Ага, только она мне это рассказала после того, как Сусликов во второй раз умер, через десять лет. Спокойно, кстати, умер, во сне, и, говорят — улыбался. А она клялась, что ни самому Сусликову, ни кому другому про этот случай не говорила.

— И что?

— А то, что он при мне несколько раз в сложных ситуациях, конфликтных, неприятных — улыбался и повторял: «не добавляй зла». И доча его подтвердила, что фразы этой за ним до случая с бетонной стеной не водилось… — вот это было истинной правдой, я с Сусликовым и до, и после общался.

— А… — Герилович задумался на секунду, а потом плюнул под ноги. — Ну тебя к черту, Белозор. Развел мне тут мистику-фантастику. Ты вообще — партийный?

— Неа! Я комсомолец.

— А не припозднился?

— Припозднился, но пока не напоминают, — то есть гадание по руке его не смущало, а упоминание про то, что «там» что-то есть — напрягло основательно.

Чужая душа потемки!

* * *

Мы загрузились в «Мицубиси» и пристроились в хвост колонне из БМП и грузовиков. Операция прошла успешно, у местного наркобарона-плантатора, одетого в дырявый халат и засаленную чалму, обнаружили два китайских АК и полцинка патронов. А еще — после того, как Герилович минут пять общался с афганцем с глазу на глаз в кузове грузовика, он сдал тех, кому продавал сырец, так что мы пёрли в какой-то аул неподалеку.