Эффект Бали

Он смотрит в угол пирамиды, отчетливо представляя ее. Огромные глаза, эту косичку, загорелую кожу. Нет. Не так. Он вспоминает… ощущение от нее. Странное, зыбкое, сладкое, словно приятный сон, от которого не хочется просыпаться.

– Я бы сказал…

Она в ожидании смотрит.

– Очень надеюсь, что ее не существует.

У него не хватает воображения, чтобы представить ее мимику, поэтому ее лицо все так же спокойно.

– Я боюсь. Теперь у меня есть секрет. Мой сертификат на безумие. Я не знаю, чего я боюсь больше: что я помешался на фикции или что ты реальна.

Он не может перестать говорить. Упирается головой в пол, потому что не может выдержать даже зрительного контакта с призраком.

– Хоть бы я тебя выдумал, – лихорадочно шепчет он, – и ты оказалась ненастоящей. Я не выдержу твоего существования. Я бессовестный. Не умею нести ответственность. Не умею быть с реальными людьми.

Он по-настоящему взвыл, забыв, что тут находятся Гуру и другие люди. Что Будда до сих пор улыбается.

Когда он бродил в поисках ее, то не мог признать, что его сумасшествие, постоянный радикальный ужас, который он испытывал, были для него комфортны. Ему было удобно сходить с ума, и сдерживало его только неудобство остальных.

– Зачем мне все это? Зачем со мной это происходит?

Несправедливо. Вот что он чувствует. Одно глобальное «несправедливо». Детское и яростное, будто родители наказали его ни за что.

Светозар глубоко, по-отечески, тяжело вздыхает, приковывая к себе внимание.

– Я расскажу, зачем в этот центр приходят люди.

Глеб замирает, поднимает на него затравленный взгляд, но все еще боится поднять голову.

– Каждому, сюда пришедшему, нужна очередная история Золушки. Они ищут преображения, усовершенствования, нового. Но истина моего учения состоит в другом – в принятии.

Голова медленно-медленно поднимается, следует за словами Гуру.

– И пойми, Глеб, всем нравится эта мысль, что Вселенная, Бали – волшебное место, чья единственная задача – исполнять твои желания. Им нравятся фильм «Матрица» и пресловутое «мысль материальна». Западный мир говорит о визуализации и картах желаний, о том, как притянуть свою идеальную жизнь. Западный мир сделал идею Вселенной лишь простым супермаркетом, где кредитная карта – благодарность. И все это, разумеется, чудесно продается, как продается все иллюзорное.

Марго говорила то же самое.

– И вы не хотите больше это продавать? – робко спрашивает он.

– Я хочу продать единственное реальное в этом мире.

– И что же?

– Смерть.

Эти слова звучат как удар гильотины, отсекая всю надежду.

– Они все ищут преображения, но его нет. Человек – замкнутая экокультура. Наши паттерны формируются до пяти лет, все остальное – случаи и случаи. Хорошо там, где я. Вселенная ведет меня, я ответственен за свою жизнь. Мы боимся хаоса, Глеб, и пытаемся упорядочить его сказками. Мы так стараемся, что начинаем в это верить.

Светозар заглядывает ему в глаза, будто пытается увидеть незримую галочку, заметить знак, что Глеб все понял. Он чеканит каждое слово:

– Я даю лишь принятие единственной реальной и неизбежной вещи – смерти. И когда ты осознаешь, что она неминуема…

– Наступает преображение? – с надеждой спрашивает Глеб.

Светозар скорбно качает головой.

– Наступает жизнь.

Ему непонятно. Это все не укладывается. Голова кружится. Нужен воздух. Вода. Выйти. Он пытается отвлечься, смотрит на гонг, на Будду, на то, как в дверном проеме начинают появляться звезды, в угол пирамиды, но там уже никого нет.

Светозар прекрасно видит, как ему некомфортно, но продолжает:

– Я не говорю о том, что смерть – это мотивация. YOLO, как говорит молодежь. Это слишком глупо, ты не находишь? Смерть – не способ придать своей жизни ценность.

– Тогда для чего она?

– Она не для чего. Она просто есть.

– Слишком просто. Так не бывает.

– Ты ищешь метафоры и инструкции. Ты ищешь свою красивую обертку. Ты прекрасно это умеешь. Но вот она, смерть. Груба, природна. Она никакая. Она просто есть. В ней нет смысла. В небе есть смысл? В гравитации есть смысл? В тебе есть смысл?

– Мне надо уйти. – Он находит в себе силы разогнуть ноги и встать, но Светозар хватает его за руку, и Глеб повинуется, возвращается на место. Гуру наклоняется к нему, запах пота и еще чего-то химического, будто ртутного, ударяет в ноздри. При свечах больше заметны его глубокие морщины, каждый волосок становится золотым, красные сосуды в глазах, желтые зубы и блестящие розовые десны.

– Смерть. Смерть. Смерть. Я буду сталкивать тебя с ней снова и снова, давать ложечками на дегустацию, – он жестоко шепчет. – Ты можешь отправиться на медитацию – репетицию смерти, я могу похоронить тебя заживо и откопать. Я могу дать тебе ЛСД и аяуаску, я могу устроить тебе кому. Ты можешь испытывать ее снова и снова, но мне надо лишь одно: чтобы ты ее принял. Ее повсеместное присутствие. Существует ли твоя девушка в белом платье – решать тебе. Но существует ее смерть.

– Вы несете чушь.

– Твои вечеринки ничем не отличаются от моих ретритов. Мы с тобой ничем не отличаемся.

– Вы держите людей в рабстве! Мне сегодня рассказали!

Светозар ухмыляется.