«Как бы не так! – взвилась Раиса. – Она продолжает находиться среди нас, мутить воду… Эти Ракитины свихнулись на почве клинописных текстов и вавилонской чертовщины! Вы поглядите – они не похожи на нас с вами! Они бродят среди людей, словно тени из прошлого… Я задыхаюсь в их присутствии, перестаю здраво мыслить! Безумие заразно, вы знаете?»
Ее речь стала бессвязной, отрывистой. Александра Ивановна пыталась и ей на голову положить компресс, но Раиса отталкивала ее руку. С ней случилась истерика. Она то хохотала, то плакала, проклиная свою нищету, никому не нужную профессию пианистки, свой неудачный брак, старого мужа и похотливого пасынка, который хочет на ней выместить все накопленное годами зло, всю свою неправильную, фальшивую жизнь…
Домработница с трудом уговорила ее лечь. Такими Ракитиных ей еще видеть не приходилось. Эмма и Леонтий – при ней! – кидались друг на друга дикими кошками, и, вероятно, пустили дома в ход звериные клыки и когти. Смерть Нелли словно вскрыла долго созревавший фурункул, который истекал гноем и кровью, брызгая на окружающих. Александра Ивановна не узнавала чопорных, подчеркнуто вежливых хозяев. С цепи они сорвались, что ли?
Чтобы хоть как-то отвлечься, она встала к плите – готовить еду больному Никодиму Петровичу. Парную телятину, печеные яблоки, клюквенный морс…
Утром, не выспавшись, с красными распухшими глазами Раиса засобиралась в клинику.
«Может, я схожу? – предложила домработница. – Куда вы в таком состоянии?»
Но хозяйка слушать не захотела.
«Видеть ее не могу!» – выпалила она, намекая на злополучный портрет.
Уже в гулком коридоре перед дверью в палату Раиса опомнилась, сделала пару глубоких вдохов, пригладила волосы и потянула ручку на себя…
Профессор едва повернул голову в ее сторону. Она наклонилась, машинально поцеловала его в пергаментный лоб, будто покойника. Признаться, он в самом деле показался ей неживым – неважно, что он двигался и даже как будто говорил. Приступ тошноты заставил ее выпрямиться. В палате пахло лекарствами и дезинфицирующим средством. Белый пейзаж за окном был безлик и уныл: деревья в снегу, дорога, сугробы, соседний дом…
– А, это ты…
– Что говорят доктора? Когда я смогу забрать тебя домой?
– Не хочу домой…
Лживые фразы, лживые выражения лиц. Вернее, у профессора выражение отсутствовало.
– Сядь… – попросил он.
Раиса привычно подчинилась. Она и раньше не перечила мужу, а теперь, когда он заболел, и подавно.
– Это я виноват, – вымолвил он, и его черты исказила гримаса боли. – Я не должен был изменять Лидии. Я все время лгал, обманывал детей, себя, окружающих. Она не простила. Сначала забрала Глашу, потом Нелли… Она и тебя заберет…
Леонтий с головной болью сидел у себя в кабинете, ждал Астру. Из ресторанной кухни ему принесли зеленый чай и шоколадные пирожные. Он с детства привык успокаивать нервы шоколадом – Нелли приучила.
С мыслью о сестре вспомнилось обвинение, брошенное ему в лицо Эммой. Она разозлила его. Вульгарная, грубая швея посмела угрожать ему! Остатки уважения и родственного тепла, которые он испытывал к жене, испарились.
Астра вошла к нему прямо в шубке, улыбнулась… Он забыл о галантности и не встал, чтобы помочь ей раздеться. Она молча повесила шубку на спинку стула. От нее веяло духами и холодом с улицы.
– Извините… неважно себя чувствую… мигрень разыгралась, – пробормотал он, не испытывая смущения.
Ему вдруг стало тесно и душно от правил, которых он так долго и строго придерживался. Жил, словно в тисках. Не удивительно, что его терпение подходит к концу. Нелли теперь свободна… Свободна ли? В другом мире, вероятно, существуют другие правила.
– Чем обязан? – поинтересовался он, угощая гостью чаем и пирожными. – Вы напали на след убийцы?
– Скажем так, я иду по его следу.
– Намекните хотя бы!
Он прислушивался к пульсирующей боли в затылке. Может, это не мигрень вовсе, а давление, как у отца? Дети наследуют не только достоинства родителей, но и их пороки и болезни.
– Кое-кто считает, что сестру убили вы.
Он брезгливо поморщился, отвел глаза. Уголок его рта дернулся. Боль отдавала в шею, хотелось размять затекшие мышцы, расслабиться.
– Кто же сей «доброжелатель»? Уж не моя ли супруга?
– Позвольте мне промолчать.
– Ради бога…
Все-таки он не утерпел, спросил:
– Какие же аргументы у обвинения?
– Ваша первая мачеха, Глафира Игнатьевна, ушла в мир иной при схожих обстоятельствах.
– Вот как…
– Разве у нее перед смертью не пропадали вещи?
Он резко, со стуком поставил чашку на блюдце, расплескав зеленоватую жидкость. По кабинету поплыл аромат жасмина.
– Кто вам сказал? Впрочем… ха! Не все ли равно… Ладно, черт с вами! Было такое, было. Но Глафиру никто не убивал. Она умерла от заражения крови, от инфекции, понимаете? Существует медицинское заключение! Есть свидетели ее смерти – врачи, медсестры.
– Значит, это вы таскали ее вещи, пугая бедную женщину, – утвердительно произнесла Астра. – Зачем?